— Обычно, принято говорить «спасибо», — сказала она. Её улыбка была умной, мягкой, и что-то зажглось в её глазах, когда я рассмеялся.
— Спасибо.
— Могу я поделиться с тобой секретом? — Её глаза расширились, когда она придвинулась, сокращая электрически заряженное пространство между нашими руками. Я снова ощутил прикосновение её кожи. Моё тепло поглотило её тепло. Горло пересохло, и сердце задрожало в груди. — Я тоже люблю рисовать. У меня дома много блокнотов для эскизов, спрятанных в шкафу. Когда-нибудь, — её тон был заговорщицким, она повернулась, чтобы посмотреть на меня, так близко, что я почувствовал её мятное дыхание на своей щеке, — я хочу научиться рисовать то, что вижу.
Я был очарован. Моё тело расслабилось, когда я потерялся в её глазах.
— Почему это является секретом?
— Я должна научиться играть на фортепиано, выбрать курс анатомии и стать врачом. — Она закатила глаза и откинулась назад, прислонив голову к шкафчикам, предоставив мне минуту, чтобы перевести дыхание.
— Тебе четырнадцать, — усмехнулся я.
— Твои родители не планируют твою жизнь? — спросила она. Её брови нахмурились с искренним интересом.
— Мой отец едва способен спланировать собственную жизнь за рамками дилеммы: какую именно бутылку ему следует открыть. — Правдивость моего заявления не смутила её.
— А что насчёт твоей мамы?
— Она просто надеется, что я окончу школу. — Мои губы сложились в улыбку, и она покачала головой, издав глубокий смешок. — Что ты любишь рисовать? — спросил я.
— Я люблю создавать миры, люблю делать эту маленькую скучную планету более… сюрреалистичной. Возможно, у меня одержимость Дали. Прошлым летом мы отправились во Флориду и посетили Музей Дали. Тогда я поймала себя на мысли, что люблю необычное искусство и мужчин с усами. — Она пожала плечами. Её лицо было невозмутимым, как будто то, что она сказала, — нормально.
— Усами? — Я бессознательно поднял пальцы к верхней губе.
Её серьёзное лицо озарилось улыбкой, которая растянулась практически до ушей.
— Ты будешь неплохо выглядеть с усами. — Она прикусила губу, подавляя смех, и ударила меня по плечу. Это было игриво, кокетливо, и у меня внезапно появилось желание провести костяшками пальцев по её нижней губе, щеке, животу…
«Она жалеет тебя».
— Какой твой любимый объект для рисования? — спросила она, подарив мне полный зрительный контакт.
«Ты»
— По-разному. Я люблю графические романы. Мои братья и я увлекаемся комиксами. Мой старший брат работает в тату-салоне. Он лучше меня в рисовании, — и во многом другом.
— Сомневаюсь в этом. — Она скрестила и вытянула ноги. — Хотела бы я иметь хотя бы половину твоего таланта.
— Покажи мне как-нибудь cвои рисунки. — Это было рискованно, но её рука всё ещё была в моей. Её скромная улыбка и то, как покраснели её щёки, побудило меня броситься на эту гранату. — Я мог бы научить тебя чему-то, хочешь?
Её голубые глаза наполнились надеждой, ожиданием и чем-то, что я позднее узнал, было желанием… страстью.
— Правда? — Она снова толкнула моё плечо своим. Это было легко, мило, и я хотел, чтобы она соглашалась, говорила: «да». Мне хотелось этого даже больше, чем заставить голоса замолчать.
Я кивнул.
— Хорошо. Я очень рада этому.
Мы сидели в коридоре, рука к руке, бедро к бедру, плечо к плечу, и тишина между нами была комфортной. Не было шепота в моей голове, не было намёка на неуверенность в себе. Только я и она. И самая заманчивая вещь — возможность.
5
Будильник, слишком взволнованная болтовня, автомобильные гудки, крики клиентов, шум кассовых аппаратов, дверные звонки, жалобы посетителей — всё это стало мелодией моей жизни. Звуками моего будущего. Но в темноте, ночью, наступала тишина. Тишина всё ещё душила меня. Топила.