Я уронила руки на колени. Пока сжимала и разжимала пальцы, в моих кулаках сосредоточились нервы.
— Прости, — грубый голос Лиама стал немного мягче и глубже. От его тембра я слегка расслабилась и нервно выдохнула.
— Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть сегодня, это… это пиздец. Вся эта жизнь… всё неправильно.
Он отвернулся. Сейчас он смотрел в окно, размышляя о вещах, которые я никогда не смогу представить. Трудности, с которыми ему пришлось столкнуться в таком юном возрасте… Это было неправильно.
— Тебе больно? — спросила я.
Он покачал головой, прочистил горло и сказал:
— Деклан сказал мне, что ты настоящий Пикассо.
Я сжала губы, и скромная непривычная улыбка коснулась уголков моих губ.
— Он так сказал?
Улыбка Лиама была теплой и неожиданно… душевной.
— Ага. Ты делаешь его счастливым. Продолжай в том же духе, — улыбка уже плясала на его губах, пока он заводил машину.
— Конечно. Обещаю.
Это прозвучало очень тихо, и Лиам не мог услышать, потому что был сконцентрирован на том, как выехать обратно на дорогу. Но он выдохнул, и его плечи расслабились, и в это мгновение я подумала, что, может быть, он меня услышал.
Схватила свой телефон с тумбочки, дрожа от воспоминания. Я подвела Деклана… и солгала Лиаму. Я не сдержала обещание, и комок в моём горле превратился в золу, вызывая тошноту. Я посмотрела на дверь спальни. Мне было слишком страшно просто выйти из его комнаты. Нам с Лиамом предстояло построить огромный мост, а я не была готова и не имела средств, чтобы сделать это самой. По крайней мере, не после сегодняшнего утра. Разблокировала экран, чтобы написать Деклану, как он зашёл в комнату.
На нём были только поношенные синие джинсы, низко сидевшие на бедрах. Выделяющиеся мышцы в форме буквы V опускались под пояс джинсов, и пока я продолжала изучение его голой груди, заметила блеск металла. Мои глаза распахнулись, я не заметила это в студии в ту ночь. Оба его соска были проколоты, и мне с трудом удалось поднять глаза, прежде чем я покраснела. Он наблюдал за мной, закрывая дверь. Его русые волосы были мокрыми, а щеки розовыми после душа. Запах мыла и дезодоранта заполнил комнату, и в моей груди словно вспорхнула канарейка. Я видела его татуировки раньше, мельком, но увидев его сейчас… Мышцы и татуировки, выставленные напоказ — и я практически проглотила язык. Меня держали в стеклянной коробке последние девять лет. Нужда и желание рвались из моего тела, оставляя обязанности и рабство.
— Доброе утро, — его голос был хриплым, уставшим и сладким в одно и то же время. Это был молот и переломный момент, и моя стеклянная клетка разлетелась на осколки.
— Привет, — моё дыхание сбилось, когда он пошел к шкафу.
Я наблюдала за ним в отражении зеркала, как он открывал верхний ящик и просматривал содержимое. На его спине не было татуировок, но её широкий простор, её сила… От этого мои щёки горели. Он увидел, что я смотрю на него через зеркало, и когда наши взгляды встретились, его голубые глаза озарились голодным пламенем. Даже через отражение руки и грудь Деклана дразнили меня. Я встала с кровати, нервно прошлась руками по волосам. Ноги двинулись к нему без моего разрешения, ведомые лишь чистым любопытством и необходимостью прикоснуться и провести по каждой линии его тела. Он сделал своё тело холстом, и как в своём творчестве, уверена, каждая линия имела смысл.
Я подняла руку и пальцами провела по его плечу, от чего он замер. Вспышка страха мелькнула в его глазах.
— Можно я… — я положила ладонь на кожу его бицепса, и он расслабился.
Влажность душа всё ещё ощущалась вокруг него, как аура, и цитрусовый аромат стал сильнее, когда он повернулся ко мне лицом. Его поза была расслабленной, руки свободно свисали по бокам, предоставляя мне молчаливое разрешение. На уровне моих глаз был толстый черный крест, вытатуированный в центре грудной клетки, прямо над сердцем. Моя рука начала трястись, когда я обвела символ. Он дрожал от моего прикосновения, пока кончики моих пальцев следовали вдоль внутренней части татуировки.