Цвет в её радужках, казалось, завихрился — иллюзия, вызванная слезами, наполнившими её глаза. Я поцеловал сорвавшуюся каплю, прежде чем наши рты соединились. Она застонала, музыка раскаляла комнату, а басы соответствовали ударам моего пульса. Я хотел показать ей, какой невероятной она была. Показать ей то, что я не мог облечь в слова, задавить её чувствами и пламенем, позволить ему облизывать и сжигать её, как она делала со мной.
Очень быстро мы сплелись на полу — смесь звуков, краски и конечностей. Мои штаны были стянуты вниз, снятая одежда отброшена в сторону, моё тело внутри её, ладони держат её голову, цементный пол студии холодит костяшки пальцев. Мои зубы на её подбородке, шее, плечах, каждый изгиб её бедер подо мной лишает меня самоконтроля. Её маленькие руки, ногти, губы, прижатые к моей коже, когда я глубоко погружаюсь в неё. Я сжал пальцы в её волосах, когда скользнул за грань реальности и сознания. Нежная часть меня проиграла зверю, когда я двигался на ней жесткими толчками. Мышцы на моём животе сжались, когда я кончил. Она закричала, ногтями впились в мою шею, а всё её тело напряглось вокруг меня. Я поглощал звуки, прижавшись ртом к её рту, к соленым и мягким губам. Мы оба опускались с каждым вдохом и выдохом.
Липкий пот скопился на моих бровях. Я вздрогнул, когда Пэйдж начала выводить узоры вдоль линии моей шеи и плеч. Это движение заставило и её дрожать, и я застонал, перенося вес на предплечья. Я поцеловал её рот, влажное тепло вернуло меня на землю. Она облизнула мои губы, и я отстранился и устроился на спине рядом с ней.
Пэйдж уткнулась мне в грудь и вздрогнула со стоном.
— Чёрт, я сделал тебе больно? — я нахмурил брови, но её хихиканье тут же их расслабило.
— Нет. Пол, это та ещё история… Но это того стоило.
Рукой я скользнул под её рубашку, проводя по спине вверх и вниз. Край едва прикрывал её попку, и я положил на неё свою руку. Этот мягкий изгиб всегда был моим любимым местом. Мне было всё равно, что на мне всё ещё были штаны, просто приспущенные на бедрах, позволяя холоду цемента проникать в мои кости. Я просто хотел наслаждаться этим, наслаждаться ей. Всё, что я когда-либо хотел услышать, было это хихиканье, этот звук, который она издавала, когда кончала, и этот тихий шёпот «Я люблю тебя» сразу после. Больше никаких голосов, чувства безнадежности, бесполезности. Только Пэйдж.
Она задрожала рядом со мной, и я сказал:
— Кажется, я не всё продумал.
— И я этому рада. — Она пододвинулась, поцеловал центр креста на моей груди, а затем села. Её губы благоговейно коснулись татуировки, с каждым поцелуем распространяя тепло по моим рукам и ногам.
— Так как мы действуем спонтанно… — она выгнула левую бровь и улыбнулась.
— Да?
— Я хочу сделать татуировку, цитату, о которой мы говорили, — её улыбка стала ещё шире.
Я сел, поправил джинсы, застегнулся и спросил:
— Ты уверена?
— Я подумала об этом. — Она встала, и я смотрел за ней, пряча улыбку, а потом встал и сам. Рубашка Пэйдж двигалась с движением её бедер, выставляя каждый изгиб. — И думаю… Я думаю, я хочу этого. Я не хочу ждать. — Она подобрала штаны и трусики и, к моему разочарованию, быстро их надела.
Я надел джемпер и закатал рукава на локтях.
— Ты хочешь этого? — повторил я.
Она кивнула и перевела взгляд на свои руки. Она волновалась, когда объясняла.
— Я подумала об этой знаковой идее из Библии. В Бытие говорится, что Бог взял ребро Адама, чтобы создать Еву. Эта цитата всегда казалась мне такой патриархальной, но думаю, на самом деле, это очень романтично. Адам подарил Еве жизнь. Я знаю, Плат (Примеч. Сильвия Плат — американская поэтесса и писательница) говорит о своём сердцебиении словами: «Я есть, Я есть, Я есть», но ты снова подарил мне жизнь, Деклан, благодаря тебе я могу дышать. — Я подошёл к ней, руками заползая ей под рубашку, обнимая хрупкое тело. Она вдохнула и выдохнула в подтверждение своим словам. — Я хочу эту цитату на рёбрах, слева на пару дюймов ниже сердца.
Я провел большим пальцем вдоль кости.
— Здесь?
Она кивнула.
Я поцеловал её в лоб и сказал, улыбаясь у её кожи: