— А какой у нас выбор? Поработаю полгода, а потом мы уедем с Дин Доном из Москинска, как и планировали!
— Нет.
— Что нет?
— Мы никуда не поедем.
— Почему?
И тут плечи тети затряслись. Она закрыла лицо ладонями и расплакалась.
— Дин Дона забрали.
— Как забрали? — переспросила я. — Нам же месяц давали!
Я ринулась в спальню.
Аквариум был отключен: ни сверкающей в лучах благотурина воды, ни рыбок с резвящимися морскими коньками, ни Дин Дона. Поселившаяся в груди гулкая пустота мгновенно превратилась в настоящую пропасть.
— Куда его увезли?
— Да откуда ж я знаю! — воскликнула тетушка, отчаянно заламывая руки. — Если это его отец, а я в этом почти уверена, то увез его в Южный Москинск, в свою центральную аквалабораторию.
Мое воображение начало рисовать в голове всякие ужасы, которые мог сотворить с Дин Доном его страшный отец.
— Значит, тут и думать нечего. Я еду.
Я подошла к тетиной кровати и вытащила из-под нее свой саквояж. Достала книги по магическим искусствам, задвинула их подальше к стене. В пустую сумку положила две книги из папиной мастерской, ночное платье, гребень для волос и зубную щетку. Складывать больше было нечего.
— До рассвета четыре часа, — сказала тетя Ойле, наблюдая за моими незамысловатыми сборами. — Еще есть время передумать.
— Не бойся за меня. Я найду Дин Дона. Заработаю денег. Все будет хорошо.
Мне показалось, что на лице тетушки мелькнула улыбка. Слабая, еле заметная. Молча она ушла на кухню и вернулась со стопкой одежды. Разложила на кровати длинную юбку из тонкой зеленой шерсти, белую набивную блузку и кожаный корсет.
— Это мне? — удивилась я. — Когда же ты успела?
Я обняла ее и тут же принялась укладывать обновки в саквояж, но тетя меня остановила:
— Беречь, что ли, собралась? Завтра наденешь и в новом поедешь. Чай, не каждый день в Южный Москинск приглашают.
Я кивнула и развесила одежду на спинку кровати. Разделась и забралась под одеяло. Тетя приглушила на батарее газовую колбу и ушла на кухню. Комната погрузилась в полумрак.
Не успела я задремать, как на отцовских настенных часах пробило пять. Я подскочила, с трудом унимая сердцебиение. Темнота за окном только начинала сереть. Не проспала!
Вышла на кухню. Из бака, который для стирки, налила в тазик воды, умылась. Тетушка приготовила завтрак. Я перекусила бутербродом из хлеба с огурцом. Желудок настойчиво требовал добавки. Но остальное — тете. Неизвестно, когда будет первое жалованье. Натянула юбку, блузку и корсет. Намотала на шею шифоновый шарфик, накинула плащ.
«Я найду тебя», — пообещала мысленно Дин Дону и провела подушечками пальцев по толстому холодному стеклу пустого аквариума.
Пока застегивала плащ, меня вдруг осенила страшная мысль: а не привиделась ли мне вчера встреча с господином Макильских? А что, если мне все это приснилось от усталости и голода?
— Так, — сказала себе, успокаивая волнение. — Главное — ввязаться, а там по ходу дела разберусь!
Попрощались горячо с тетушкой Ойле.
Я оглядела еще раз нашу маленькую квартирку, подхватила саквояж и вышла в подъезд. За считаные мгновения сбежала по темным и затхлым лестничным маршам с тринадцатого этажа и вышла на улицу. Город только начинал просыпаться в утренней прохладе. На соседней улице гремели колеса экипажей, раздавались трели велосипедных звонков. Напротив тетушкиного дома стояла такая же многоэтажка с осыпающейся штукатуркой. Между домами — мостовая.
Пустая.
Ни паромобиля, ни конного экипажа, ни провожатого…
Ну конечно! Я ухмыльнулась своей наивности. Это ж надо такому поверить, чтобы главный биомаг империи нуждался в помощи безработной девчонки, не закончившей колледж? Забыл? Посмеялся? Самое обидное, что и пешком не дойдешь, не спросишь. Ладно, дороги не знаю, главное, что без специального разрешения меня никто на ту сторону не пустит. Придется снова начинать поиски работы. Вспомнились слова мадам… Но нет, уж лучше с голоду умереть, чем стать одной из ее девушек. Хотя, если дела так дальше пойдут…
Снова отчаяние и серое пасмурное небо, грозящее разродиться проливным дождем.
Сейчас вернусь домой, оставлю саквояж и побегу в город — искать возможности заработать. Я развернулась к подъездной двери, и тут за спиной раздался рев мотора. У меня перехватило дыхание. К подъезду подъехал новенький черный паромобиль без верха, с небольшой паровой трубой и витиеватой надписью на носу «Ньютон-Рояллс».
За рулем сидел молодой парнишка в котелке набекрень. Не вставая с места, он вежливо спросил: