Папа был не простым механиком. Починкой бытовых предметов он зарабатывал на жизнь, а в свободное время — изобретал. Когда в него вселялась какая-нибудь идея, он мог ночами не спать. Проектировал, мастерил, проводил испытания, а я ему помогала. Вместе мы соорудили киселеварку — специальную машину, которая умела мыть стаканы и кружки, роликовые коньки с моторчиком, шляпу со встроенным радио и даже звукоулавливатели, способные не только слышать через бетонную стену, но и предсказывать погоду.
Этого невинного добра в мастерской было навалом, но никакого лабораторного оборудования не было и в помине!
Не было и быть не могло!
А мама? Если папа хотя бы выдумывал без конца в мастерской и изобретал, то мама вообще не при делах! Она с утра до ночи работала линотипистом. Приходила измученная, обезвоженная — ей только изучать свойства магического кристалла по ночам не хватало!
— Первым делом выводим василиска из яйца, снесенного петухом. Обязательно в темном месте, лучше всего в подвале, — заговорщицки шептал мне педагог, наклонившись вперед, чтобы нас не услышали другие пассажиры. Я попыталась сосредоточиться на его лице. Его шея вытянулась, словно телескопическая. — Затем берем одну пробирку крови рыжеволосого мужчины, щепотку красной меди и хорошенечко прокаливаем на огне.
Вокруг пана Поплавского начал сгущаться туман. Мгновение спустя я поняла, что виной этому накатившие на глаза слезы. Вот про кровь рыжеволосого мужчины моему отцу бы точно не понравилась. Он никогда не был сторонником магии на кровавых ритуалах. А алхимия, похоже, без нее не обходится.
— Если захочешь заниматься алхимией в частном порядке… — разоткровенничался он дальше, — а девушка ты одаренная… можешь обращаться. И вообще, считаю преступлением, когда дети отвечают за проступки родителей. Уж тебе-то не нужно было запрещать заниматься биомагией…
— Мои родители ни в чем не виноваты, — перебила я.
— А… — растерялся Янус Поплавский. — Так-то да… Я ж не обвиняю… но… правда, а ее ж не скроешь… Но я на твоей стороне!
— Я выясню, в чем правда! — бросила я ему в лицо и отсела ближе к окну. Положила локоть на выступающий подоконник, опустила на него голову и сжалась калачиком. Мне ведь даже попрощаться с родителями не дали!
А может, это все чья-то глупая шутка?
Глава 5
В Северном Москинске поезд стоял всего минуту.
Да и простой он больше, я бы точно так же, наскоро попрощавшись с говорливым попутчиком, пулей выскочила из вагона.
Пять часов бездействия в душном вагоне стали для меня настоящей пыткой.
Быстрым шагом пересекла платформу и вышла из бетонного здания вокзала. На улице оказалось премерзко. Тусклое серое небо низко висело над крышами домов, словно на дворе не май, а глубокая осень. Холодный ветер теребил грязные листья деревьев, на тротуарах виднелись болотистые пятна луж. Воздух был настолько пропитан угольной пылью, что защипало глаза. А я уже успела отвыкнуть от промышленных кварталов с фабриками и мастерскими, отравляющими воздух своими дымами.
Пригород, где располагалась закрытая территория Колледжа биомагических искусств, не был похож на Северный Москинск. В удаленном от города и затерянном в междугорье, в нем не существовало нищеты и мусорных отбросов, не было попрошаек и бездомных. В колледже даже из отходов извлекали вторичное сырье, которое можно было использовать в исследовательских лабораториях. У студентов была крыша над головой и полное обеспечение, а во внутреннем дворе, благодаря усилиям садовников-роботов, росли плодовые деревья. Наши занятия строились таким образом, что после первого семестра мы уже владели несколькими магическими защитными приемами. Специальным заклинанием могли уберечь свои конспекты от чужого прочтения, знали заговоры, открывающие сложные замки, да и много других хитростей, которые обычному человеку ни за что самостоятельно не постичь.
Но я сильно сомневалась, что все это защитит меня сейчас здесь.
Я подняла воротник болоньевого плаща. В два часа дня есть шанс заплатить за конный экипаж не такую высокую цену, как извозчики будут требовать к вечеру. Хотя сейчас я готова была отдать не три или даже четыре доли, а все имеющиеся у меня семь эйри*, только бы скорее оказаться дома.
На площади перед вокзалом, как всегда, толкотня. Я начала протискиваться между толпящихся грузчиков с тележками к свободному экипажу, запряженному одной лошадью. Тут меня окликнул мужской голос, и я оглянулась. Перепрыгивая через лужи и лавируя между людьми, ко мне бежал пан Поплавский наперевес с моим саквояжем из потертого коричневого кожаного заменителя.