— Привет!
Минкс отправила недокуренную сигарету в ближайшую канаву и вышла из машины.
— К вашим услугам, принцесса, — ухмыльнулась она. Ее бандитского вида собеседники почтительно посторонились.
Амрита уставилась на них непонимающим взглядом.
— Это кто? — прошептала она.
Минкс огляделась, сунула пальцы в рот и резко свистнула.
— Мальчики, ко мне!
Амрита невольно вздрогнула, когда Минкс принялась поочередно представлять ей подошедших мужчин.
— Это Калу, это Канья, это Альберт и его друг Пагла. — Помолчав, она добавила: — Не бойся, это… свои. Не тронут.
Озадаченная Амрита не стала возражать, когда Минкс взяла у нее вещи и распахнула дверцу, пояснив:
— Ну да, они местные бандиты, но меня боятся, и мы дружим.
Амрита благоразумно воздержалась от дальнейших расспросов. Джип тронулся с места и медленно пополз по запруженной машинами дороге. Амрита слегка расслабилась; напоенный дождем ветер трепал ее волосы. На каждом светофоре Минкс неотрывно смотрела на нее.
— Ты потрясающая… знаешь это? Ну конечно, знаешь. Тебе, небось, все это говорят.
Амрита вспыхнула. За свою недолгую жизнь она успела привыкнуть к комплиментам, но никогда ни один мужчина не смотрел на нее так, не говоря уже о женщинах. И ничей комплимент не мог взволновать ее так сильно.
3
Наутро Амриту разбудил резкий стук в дверь. За дверью стояла хозяйка квартиры в выцветшем халате.
— Тебе цветы, — сообщила она и прошествовала на кухню, ругаться с прислугой. Амрита протерла глаза, оделась и вышла в коридор. Она еще не совсем пришла в себя после вчерашней шумной вечеринки у миссис Пинто. Возле холодильника стояла батарея пустых бутылок из-под фени.[4]
Нет-нет, Амрита никого не осуждала. Она была вполне довольна жизнью, поселившись на тенистой тихой улочке в центре города, откуда большинство агентств и фотостудий были в двух шагах. Опять же, здесь она могла позволить себе часы уединения, которого ей отчаянно не хватало с тех пор, как она уехала от родителей. На Лабурнум Роуд и публика приличная, и цены вполне божеские. И домик такой уютный, чистенький.
Курьер с цветами нетерпеливо переминался с ноги на ногу. В первое мгновение Амрита не могла выговорить ни слова, а только во все глаза смотрела на букет. Никогда в жизни она не видела ничего подобного. Это был даже не букет, а причудливая, замысловатая ветвистая икебана, из которой выглядывал японский веер.
— Это мне? — ошалело спросила она.
Посыльный смерил ее уничтожающим взглядом и сунул под нос конверт:
— Ваше имя?
— Мое.
— Значит, вам. Расписывайтесь поскорее, меня ждут в другом месте.
Амрита выудила из конверта письмо на очень дорогой бумаге. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, от кого оно. «К твоим глазам» — гласила одна-единственная строчка. Девушка потащила презент в гостиную — для ее комнатушки это явление было слишком грандиозным.
Миссис Пинто неслышно возникла в дверях и близоруко прищурилась, она явно еще не пришла в себя после вчерашнего.
— Шикарные цветы, детка. Новый поклонник?
Амрита усмехнулась, кивнула, ведь Минкс вполне можно назвать и поклонником.
Миссис Пинто велела подать им утренний кофе и оседлала любимого конька — чудовищную дороговизну жизни. Армита слушала вполуха. Ее мысли витали в ощущениях минувшей ночи, долгой поездке домой в удобном черном джипе новой подруги. Но предаваться приятным воспоминаниям было некогда. Ровно в десять предстояло явиться на съемку. Если все пройдет удачно, можно считать, прорыв в большую жизнь состоялся. И дело не в деньгах, а в престиже. Кроме всего прочего, фотограф — редкого обаяния человек. Амрита видела его мельком, на первом собрании «мозгового штурма». Речь шла о ювелирной кампании для нового клиента.
Сама идея была украдена — обычное дело, — но развитие получила совершенно неожиданное. Решили сделать акцент на цвете, на зрительном восприятии. Красное — для рубинов, золотое — для золота, зеленое — под изумруды, и так далее. Самым трудным оказалось высидеть в руках гримера несколько часов. Впрочем, Амрите и в голову не приходило роптать, она знала, что с ней работают лучшие руки. Кудесник Фредди со своей неизменной коробочкой с гримом несколькими волшебными движениями рук ухитрялся превращать обычные лица в произведения искусства. Конечно, было страшновато, но не слишком. Чутье подсказывало девушке, что сегодня ее день. И она к нему была готова.
Когда Амрита вошла в студию, Каран едва удостоил ее взглядом. Зато Фредди, известный развязностью манер, тут же принялся увиваться возле нее, пропуская сквозь свои артистические пальцы пряди ее тяжелых золотисто-каштановых волос, восхищаться безупречной кожей и миндалевидными глазами, постоянно хихикая при этом.
— Детка, это слишком, слишком прекрасно! И личико свое, без всяких ботоксов, силиконов и прочей гадости! Какая красота! Ненавижу этих целлулоидных кукол со вставными запчастями.
Лицо Карана казалось высеченным из камня.
Ассистентка Фредди, Пинки, начала пространно объяснять, что уплотнители или подкладки, презрительно именуемые запчастями, не имеют ничего общего с «дутыми» пуш-апами в специальных кармашках внизу чашек бюстгальтера — силиконовыми вставками или подушечками с воздухом. Другое дело, накладные ресницы, волосы, везде сплошная синтетика…
Амрита с облегчением выдохнула, ведь это все явно не про нее.
— Музыку поставить? — покровительственно спросил Фредди. — Давай что-нибудь погорячее и поритмичнее?
Пинки хихикнула. Каран со скучающим видом продолжал возиться с камерой.
Задетая его безразличием, Амрита не выдержала:
— Прошу прощения, я хотела спросить, нужно ли показать вам мой реквизит и одежду?
Каран напряженно посмотрел на нее и резко бросил «нет», будто выплюнул. И вернулся к своему «Никону».
Пинки, закрепляя бигуди в волосах Амриты, тихонько прошептала:
— Не обращай внимания, у него дурацкий характер и настроение меняется каждые пять минут. Он вовсе не хотел тебя обидеть.
Амрита замолчала, уйдя в себя, как в ракушку. Какие эти бомбейцы неприветливые!
В комнату вбежал ассистент с телефонной трубкой в руках.
— Есть тут Амрита?
— Это я.
Он подбежал к ней и протянул телефон.
— Вас.
Амрита вздрогнула.
— Меня? Этого не может быть. Никто не знает, где я.
Он пожал плечами, сунул ей в руку телефонную трубку и удалился, не сказав больше ни слова.
Амрита поймала на себе холодный изучающий взгляд. Каран! Она нажала на кнопку и нервно выдохнула. Голос прозвучал так близко, словно собеседник стоял рядом.
— Что, детка, испугалась? Прости, не хотела тебя пугать. Просто решила узнать, получила ли ты цветы.
Покраснев от неловкости ситуации, Амрита мучительно подбирала слова, не зная, что сказать после вялого «спасибо», и мечтая побыстрее закончить разговор. Проницательная Минкс пришла ей на помощь:
— Тебе предстоит долгий и нудный съемочный день. Да, кстати, тебе очень идут изумруды. Только пусть Фредди не переусердствует с краской для глаз. Это лишнее.
У Амриты чуть не сорвался с языка вопрос, откуда Минкс все это узнала. Ведь они знакомы всего несколько часов. Однако благоразумие взяло верх, тем более, что у нее успело возникнуть твердое ощущение, что не стоит проявлять излишний интерес к делам новой приятельницы.
Каран придирался к каждой мелочи, не скрывая своего раздражения и недовольства. Амрита наблюдала за его работой. Не скажешь, что особенный красавец, но в нем было нечто, приковывающее внимание, он весь — как пружина, туго скрученная из скрытой ярости и какой-то болезненной щепетильности. В его присутствии люди чувствовали себя неловко, будто в чем-то провинились перед ним. Он редко смеялся. Да и улыбался-то редко. Но всегда был неизменно вежлив, порой до тошноты. Амрита удивилась, когда он преувеличенно резко отреагировал на ее невинный вопрос. Она решила не соваться к нему лишний раз, ну хотя бы на этой съемке. Зачем нарываться, если человек явно звереет от невинной попытки завязать с ним ни к чему не обязывающий разговор. Амрита сосредоточенно изучала его близко посаженные темные глаза, нос с горбинкой, резко очерченный рот, черные шелковистые волосы, собранные в хвост. Украдкой вздохнула, увидев его красивые ухоженные руки. Видавшие виды шлепанцы-чаппалы не скрывали идеальной формы ступней. Амрите всегда нравились мужчины с красивыми руками и ногами, которые следят за собой. Они напоминали ей отца, необычайно взыскательного ко всему, что касалось собственного гардероба и внешнего вида. Впрочем, на этом сходство заканчивалось. Каран напоминал опасную змею и при этом был молчалив как рыба. Отец, тот совсем другой — со своим провинциальным говорком, непритязательным юмором и некоторой деревенской церемонностью, — но все это Амрита так любила.
4