– Да. Мой муж занимался рекламным делом… но настоящей его любовью всегда было виноделие. И он решил бросить все и заняться выращиванием винограда. К сожалению, загородная жизнь не для меня.
– Очень трудно это – жить за городом; иногда все слишком уж безмятежно.
– Да.
– Вы, кажется, литературный агент.
Она кивнула.
– Я сам пишу книгу. Небольшую.
Алекс ощутила разочарование: не это ли и привело его к ней?
– У вас есть издатель?
– Ну, мне до конца еще далеко… не уверен, что она будет заслуживать внимания.
– Если вы хотите, чтобы я посмотрела…
– Нет-нет, я бы не хотел вас беспокоить. Может быть, если я ее закончу.
– Еще кофе?
– Печенье, с вашего разрешения. – Он подался вперед и взял еще одно печенье с тарелки. – Знаете, вам, возможно, принес бы облегчение разговор с друзьями сына. Нередко мы так мало знаем о наших близких, пока они с нами, но после их ухода мы можем узнать о них много хорошего. Это большое утешение.
– Спасибо. Хороший совет. Но вообще-то, он был одиночкой. Я знаю только двух его близких приятелей, и один из них погиб вместе с ним.
Священник покачал головой:
– Некоторые вещи очень трудно понять, миссис Хайтауэр.
– Да, – кивнула Алекс.
– Но вы, похоже, из тех людей, которые умеют держать себя в руках.
– Да. – Она вздохнула. – Это я умею. Более или менее.
Она улыбнулась, гость улыбнулся в ответ, помешал кофе.
– У вас есть какие-либо… – она помолчала, покраснела, – представления о спиритизме?
Его лицо помрачнело, словно набежала туча.
– Я бы не рекомендовал вам заниматься этим, миссис Хайтауэр, категорически не рекомендовал. Вы уже… – Он замолчал, подыскивая нужные слова.
– Нет, вовсе нет. Просто мне кое-кто посоветовал.
– Я знаю, что ничего, кроме горя, это не приносит. Никогда ничего хорошего.
Внезапно, судя по его виду, он почувствовал себя неловко, словно понял, что пора уходить.
– Я не верю ни в какой спиритизм.
– Это очень разумно. Если какой-то друг вам предлагает такие вещи, то он и не друг вовсе. Молитва, любовь, добрые воспоминания и время залечат раны. Ничего хорошего из попытки общения с умершим не выйдет, ничего, кроме разочарования и… – Он замешкался.
– И?..
– В мире существует много злых сил, миссис Хайтауэр. В мире много зла, и те, кто становится на дорожку оккультизма, подвергают опасности не только себя, но и других.
Она кивнула:
– Я не собираюсь становиться на эту дорожку.
– Хорошо. – Он улыбнулся. – Хотите, помолимся вместе?
– Помолимся? – Она моргнула и почувствовала, что краснеет. – Да… мм… спасибо, – смущенно сказала она.
Священник закрыл глаза, и они вместе прочли «Отче наш». Потом он стал читать другие молитвы, а она сидела, плотно сомкнув веки. Ей это казалось странным – они вдвоем в ее гостиной, но когда она открыла глаза, то почувствовала, что укрепилась духом, стала сильнее.
– Хотите, чтобы я заглянул еще раз?
– В любое время, когда будете проходить мимо.
Он ушел, словно торопился покинуть ее дом. Когда Алекс спросила о спиритизме, в нем что-то изменилось: появилась какая-то озабоченность, которую она не смогла рассеять.
Закрыв входную дверь, Алекс двинулась назад по коридору. На лестнице, ведущей в проявочную, горел свет, и она подумала: не спуститься ли ей, не посмотреть ли еще раз на фотографию? Нет, решила она, лучше сделать это утром, при свете дня, когда она отдохнет и глаза не будут ее обманывать. Она вздохнула; рано или поздно ей придется заняться комнатой Фабиана, что-то сделать с его одеждой, вещами.
Вдруг она подумала: а не оставил ли он завещания?
Алекс поднялась в спальню сына, включила свет. Комната казалась очень мирной, почти приветливой. У кровати стояли его тапочки, приготовленные Мимсой; глупая Мимса, с улыбкой подумала Алекс. Горничная восприняла известие болезненно. Бурный поток чувств – лучший способ выпустить скорбь, Алекс знала это и на миг позавидовала простоте Мимсы, ее латиноамериканскому темпераменту. Хорошо бы и ей когда-нибудь вот так научиться выпускать эмоции.
Холодные глаза Фабиана строго взирали на нее с портрета на стене.
– Не смотри на меня так, дорогой, – сказала она и опустила веки. – Господи, позаботься о моем дорогом сыне Фабиане, защити его, где бы он ни был.
Она открыла глаза, почувствовала, что они увлажнились, села на его кровать и тихо зарыдала.
Потом встала, взглянула на фотографию спортивного «ягуара» на стене и громадные стилизованные цветные постеры старых автомобилей. Его библиотечка – несколько рядов научной фантастики, книг по астрономии. Телескоп у окна – подарок Дэвида сыну на шестнадцатилетие. Алекс подошла, сняла крышечку с объектива, посмотрела в окуляр. Она помнила, как Фабиан терпеливо называл ей созвездия и планеты – Большая Медведица, Уран, Юпитер, – он знал их все. Но она так толком и не запомнила ни одной, даже Большой ковш с трудом узнавала. Теперь она смотрела на звезды. Они казались громадными. Может быть, Фабиан где-то там, среди них?