ад чужим телом, то стремились убивать, грабить, смеяться или насиловать кого-то. Ведь именно такие, сильные, пропитанные злобой и ненавистью души, сбегали из ада. А этот, господи, решил уборкой заняться. Нет, это не укладывается у меня в голове. - Да, я заметил, что ты не в себе, отродясь же не убирался, - это можно было определить по тем местам, до которых еще не дошла наша хозяюшка. - Да, нашло что-то, - он снова улыбнулся. - Пойдем на кухню, я там уже закончил. Пройдя через коридор, я разглядел предмет, что лежал под ногами. Швабра. Так вот что упало. Взору открылась кухня, выглядевшая довольно мило после уборки. Даже стало неприятно от того, что здесь свершится в последствии, все-таки чужой труд. *** Кер - Чай будешь? - спросил я гостя. Как я ни пытался напрячь память моего нового мозга, но никак не могу вспомнить, как его зовут. - Да, не откажусь, - задумчиво отозвался пришелец. Как же его зовут? И почему память не выдает ничего, что связывало бы меня с ним? Помню же я человека, который продавал бедному пареньку наркотики. Я поставил чайник на электрическую плиту. - Так зачем ты пришел? - поинтересовался я. - Повидаться, - уклончиво ответил гость, - ведь столько времени не виделись. - Да уж, - знал бы я еще, когда этот парень тебя видел в последний раз. - Ты не рад мне? - вопрос прозвучал с какой-то странной интонацией. Он словно ждал утвердительного ответа. - Нет, что ты! - поспешил я оправдаться. Чайник наконец стал закипать. Раскладывая чайные пакетики и сахар по чашкам, я все пытался вспомнить, как же зовут этого парня. Но память только чётко выдавала лишь количество потребляемой наркоты Славой. Вот оно. Хозяина этого тела звали Слава. *** Я присел за стол, когда сахарница из рук одержимого выпала и с грохотом упала на пол, рассыпав сахар. Я насторожился, а одержимый резко развернулся ко мне: - Кто ты? - с внезапной прямотой спросил он. - Даня, - ответил я, а сам потянулся за святой водой, что была налита в мою флягу. - Зачем ты здесь? - как-то грустно спросил парень. - Что бы вернуть тебя домой, - решил признаться я. - Как ты понял, что я не твой друг? - Я вспомнил имя. Этого человека звали Слава, а не Дима, - он наклонился за сахарницей. Экий чистюля, даже в таком положении хочет прибраться. - Его зовут, - интонацией я подчеркнул последнее слово, - Славой. А тебе, мученик, придется вернуться туда, откуда ты выполз! Я выхватил флягу со святой водой и плеснул ее на парня. Квартиру огласил истошный вопль. От одежды пошел пар от быстро испаряющийся воды. - Откликнись, Вячеслав, порабощенный духом каторжника! - крикнул я. Никакой реакции, только само тело рухнуло на пол, содрогаемое конвульсиями. Я плеснул водой еще раз. Крик стал еще громче, грозя разорвать барабанные перепонки. - Откликнись... - ЕГО ТУТ НЕТ! - голос изменился, стал таким, как я и привык слышать. Словно говорили в мегафон. Кожа, куда попала вода, пошла пузырями и из нее стала сочиться кровь. - Не ври, мразь! - с ненавистью плюнул я. Я огляделся в поисках зеркала. Оно нашлось прислоненным к стене, на кухонном столике. Случайно я приметил, что зеркало было вылизано идеально. - Чистюля, - презрительно бросил я. Одержимый тихонько скулил, стараясь уползти в сторону двери, но я не дал ему это сделать, обойдя его и наступив ему на пальцы руки. Послышался хруст, но крика не было. Боли, причиненной телу, одержимый не чувствовал, но остановить его продвижение к двери это помогло. - ЗА ЧТО? - голос, хоть и звучал жутко, выражал интонацию мольбы. - За что? - я рассмеялся, - За то, что ты завладел чужим телом? Сбежал от наказания, заслуженного тобой при жизни? Я просто возвращаю все на свои места. - НЕТ, Я НЕ ХОЧУ НАЗАД! - он разревелся. - Ага, я вот ни от кого еще не слышал этой фразы, - я усмехнулся, присел на корточки и поднес зеркало к лицу одержимого. - ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? - паника в голосе уступала любознательности. Любопытный экземпляр. - Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri, - я стал произносить текст экзорцизма, но даже первых звуков хватило, что бы дух взвыл. Его голос становился все выше, грозя перейти в ультразвук. Я продолжал читать, не слыша собственных слов. Парня трясло, с губ его потекла пена. Продолжая читать, я заглянул в зеркало. Оно отражало истину. Из рта парня вырывалась черная масса, смахивающая на мазут, глаза бешено вращались, но не меняли цвет. Это странно. - Ut Ecclesiam tuam secura tibi facias libertate servire, te rogamus, audi nos. Ut inimicos sanctae Ecclesiae humiliare digneris, te rogamus audi nos. Et aspergatur locus aqua benedicta, - закончил я. С последними звуками, что сорвались с моих уст, взорвалась лампа, тускло светившая под потолком. У хозяина квартиры, видимо, совсем не было денег, люстра отсутствовала. Осколки брызнули на пол, осыпав и меня и бессознательного мальчишку. Я посмотрел в зеркало. Больше оно ничего не отражало, в нем, перемещаясь, словно жидкость в банке, была видна лишь субстанция черного цвета. Мои уши наконец отдыхали от криков этой твари. Отложив зеркало на стол, я нагнулся к парню, чьи губы стали синеть. Пена, стекавшая из его рта, смешалась с кровью, что натекла из лопнувших волдырей. Я пощупал пульс и не нашел его. Парень был мертв. А судя по синим губам - около часа. Я кинул взгляд на зеркало, где вихрился запертый дух. - Эх, все равно, тебе тут не место, мразь, - беззлобно сказал я, взял зеркало и выкинул его во двор из окна. *** Кер Я летел, запертый в холодном зеркале, терзаемый страхом от возвращения в ад и печалью, что побыть в мире живых мне удалось всего лишь немногим больше часа. Зеркало ударилось об асфальт, разбив мою темницу, но я, истративший все силы и изможденный пыткой, провалился сквозь него, погружаясь в глубь. Через мгновение, а может и вечность, я вновь ощутил духоту. Гончие визжали от радости, завидев меня. Под их конвоем я вновь отправился в пыточную.