Правда, спустя еще один час мучений в седле все меняется, и это прикосновение становится необходимым, чтобы не рухнуть с лошади. Боль усмиряет все, даже гордыню. И я уже готова молить остановиться и сделать привал, хотя бы на мгновение взять передышку от верховой езды, как вдруг мое сердце пропускает гулкий удар, а кончики пальцев немеют от охвативших меня эмоций… Впереди, под склонами песчаных дюн, стоит отряд всадников, которые, по всей видимости, кого-то ждут. И через пару долгих минут мне не составляет труда догодаться кого. А подъехав ближе, я замечаю среди десятков коней два черных джипа, в таком же я ехала из аэропорта...
Тень спускается первый, а затем одним движением снимает с коня и меня. Правда, как только мои ноги встречаются с землей, я едва не падаю, успев вовремя зацепиться за широкие плечи мужчины с пугающими дикими глазами. И я ненавижу себя за то, что продолжаю держаться за него, как за спасательный круг, отмечая, как две золотисто-карие щели опасно сужаются. Я точно знаю, что он ухмыляется. И пусть я не вижу этой ухмылки под арафатком, но уверена — ничего доброго в ней нет. Высокомерие. Пренебрежение. Насмешка. Все, что взыграло в мужчине в ответ на мою слабость и уязвимость перед ним.
Без слов он достает что-то из-под бишты и подносит к моим губам, прежде чем я понимаю, что это фляга.
— Открой рот.
Хочу отстраниться, настолько, насколько это возможно в моем положении, пока не ощущаю давление его ладони на пояснице.
Сглатываю. С трудом — из-за сухости в горле. И только сейчас понимаю, как же сильно я хочу пить. Наивно полагая, что мне позволят сделать это самой, тяну руку за фляжкой.
— Я сказал открыть рот! — приказывает он грубо, и я ахаю от боли в спине, когда его пальцы буквально впиваются мне под кожу. Я медлю, и Тень, не сдержавшись, сам срывает с моего лица чачван и подносит горлышко прямо к губам. — Пей.
И я пью. Сначала несмело, а потом будто схожу с ума, стараясь вытянуть из фляги все до последней капли. Я бы так и сделала, если бы мужчина не вырвал горлышко из моего рта с влажным шлепком.
Часто дыша, я проглатываю остатки жидкости и пытаюсь успокоить взбесившийся пульс. И не только. Да все мое тело будто ожило, отреагировав на воду, в которой так нуждалось.
Недовольное цоканье языком приводит меня в чувство намного быстрее, и я снова оказываюсь в опасной близости от диких глаз.
— Ты должна была поблагодарить своего господина за то, что он тебя напоил, маленькая шармута, — Тень наклоняется так резко, что мое лицо тут же опаляет его горячее дыхание. — Сегодня вечером ты сделаешь это иначе, — вздрагиваю, когда он по-хозяйски касается моей нижней губы большим пальцем. — Хочу видеть твои волосы распущенными, — шероховатая подушечка скользит дальше, вызывая под кожей горячие волны странных ощущений, прежде чем нажать на губу и оттянуть, вырвав из моего приоткрытого рта шумный вздох. — Не вздумай меня ослушаться.
Тело вновь каменеет, натягивается струной от сквозящей угрозы в его тоне.
— А что будет, если ослушаюсь? — вырывается из меня раньше, чем я успеваю подумать.
В ответ мне достается смех, тихий, мрачный, как у самого настоящего дьявола.
— Не будь себе врагом, девочка, — сейчас его голос звучит так строго, что недавно звучавший смех теперь кажется миражом. — Тебе не понравится результат.
— Разве может быть еще хуже?
Мужчина сужает глаза, а я снова смотрю в них, долго, разглядывая каждую золотую песчинку и шрам…
— С твоим характером у тебя есть все шансы узнать об этом, — его голос вырывает меня из оцепенения. — Ты уже ослушалась, имея наглость смотреть мне в глаза, чего никто и никогда не позволял себе без моего разрешения. — Он опускает взгляд к моим губам, а потом снова смотрит на меня. — За это ты понесешь отдельное наказание.
Сказанные им слова почему-то не заставляют меня усомниться в их правдивости, и я решаю промолчать, опустив взгляд на его грудь. Но внезапно Тень подхватывает меня на руки, так легко, что я ощущаю себя невесомой молекулой, и за несколько шагов доносит мое измотанное тело до машины, где ловко усаживает на заднее сиденье.
— Отвезти девчонку во дворец и доставить ее прямиком к Зареме, — не глядя на меня, он выдает холодный приказ своим людям, а потом как ни в чем не бывало захлопывает дверь, отправляя меня в новую неизвестность несколькими хлопками ладонью по крыше.
***
Внутренности сводит до испарины на лбу, когда машина останавливается в тени огромного дворца. Черного, как и душа его хозяина. Только острые пики и купола переливаются золотом под знойным солнцем. Смотреть больно, но я продолжаю это делать, выглядывая из окна, пока моя дверца внезапно не распахивается.