Чуть поодаль стоял какой-то ангар, который я принял за склад. К нему вела неширокая грязная тропа, упиравшаяся в почти неразличимую на общем фоне серую железную дверь. Возможно, следовало приехать раньше — я не слишком разбирался в особенностях работы погребальных контор, но прошлый раз выцепить мою зазнобу получилось уже в сумерках, то есть значительно позднее, чем было сейчас. Потом мне пришло в голову, что у него мог быть выходной. У всех людей бывают выходные, чем могильщики отличаются от остальных? Гадкие мысли про сменный график работы, про вахты и отпуск я старательно отгонял, но чем дальше, тем более правдоподобной казалась мне эта версия. Черт побери, он мог просто уволиться!
И в тот момент, когда я уже был готов признать свое поражение и потянулся к ключу зажигания, на дорожке появился он. Откуда именно, я не понял — отвлекся, - но либо из ангара, либо из-за него, больше-то неоткуда. Вокруг снежная целина. Размышлять об этом было некогда, я поморгал фарами, привлекая внимание. Он замедлил шаг, потом остановился, вглядываясь внутрь машины. Я опустил стекло и молча смотрел — слова были излишни. Он неуверенно сделал шаг вперед, я перегнулся через переднее сидение и открыл пассажирскую дверь. Он сел рядом, какое-то время глядя перед собой, затем повернул ко мне лицо. Больше всего на свете мне хотелось наброситься на него с поцелуями. Вжать в спинку кресла, схватить за волосы на затылке, упиваться покорностью. У меня зудели губы от почти нестерпимого желания целовать жестко, взасос. Но на нижней губе у него снова была едва поджившая трещинка. Неужели религия ему не позволяла разжиться банальным защитным бальзамом?
Все так же в молчании я вывернул со стоянки и покатил к дому. Слова на самом деле были ненужны, а три тысячи я уже выделил из бюджета. Только что-то внутри подсказывало, что тремя тысячами моя прихоть не обойдется…
Я бы трахнул его прямо в прихожей, но он оттолкнул:
— В ванную-то хоть пусти.
Я нехотя разжал руки, продолжая прижиматься всем телом, пытался успокоиться. В голове немного прояснилось, и сквозь дурман вожделения я, наконец, ощутил терпкий запах пота и чего-то неуловимого, что было присуще только ему.
— Иди, — я отступил и жадно следил, как он вывернулся из куртки, на ощупь вешая ее на крючок, расстегнул безрукавку и остался в потрепанной водолазке с высоким воротом. Черный был ему не к лицу.
Я ушел в спальню. Разделся, сел на кровать. Руки тряслись, как у заправского алкоголика, а внутри все дрожало от нетерпения, как натянутая струна. Мне с трудом удалось подавить желание пойти вслед за ним в ванную — все равно там бы ни мытья, ни траха не вышло. Обкончался бы как придурок, да и в постели всяко удобней. Я проверил запас презервативов, заменил смазку с ядовито-клубничным запахом на нейтральную, и лег, закинув руки за голову. Ожидание бесило.
Хлопнула дверь ванной, и он прошлепал босыми ногами к кровати. Секунду помедлил, как бы спрашивая, что делать дальше, и лег на спину рядом. Покорный, доступный и отстраненный. Я навис сверху и кусал губы от сводящего с ума желания целоваться. Но каждый раз, опуская глаза на его губы, я видел ранку, которая и удерживала. Надо будет потом поговорить с ним на эту тему. Нельзя же так. Вместо поцелуя я провел языком по его шее, еще хранившей следы моей прошлой страсти. Странным образом желтоватые пятна проходящих засосов вызывали радость. Удовлетворение, как от хорошо проделанной работы. Мое! Территория помечена. Я с удовольствием поставил парочку свежих метин, услышал короткий вздох недовольства и зализал результат своих усилий. Его кожа слегка отдавала мылом, от влажных волос тоже пахло им же. Как будто на полке мало шампуней — выбирай на вкус.
— Перевернись, — хрипло скомандовал я, и он тут же подчинился, выставил аккуратную задницу под удобным углом.
Ограничиться одним-двумя разами не получилось. После третьего захода я немного выдохся и стал обращать внимание и на что-то другое. Он выглядел уставшим, наверное, моя прыть после тяжелого дня его изрядно вымотала.
— Как насчет ужина?
— Не откажусь, — он сел и непроизвольно поморщился, кажется, я немного перестарался.
— Минут через тридцать, — я встал и накинул халат, одеваться не хотелось. — Поваляешься?
— Если можно, в ванне, — он криво улыбнулся.
— Почему нельзя-то, — я пожал плечами. — Бери там что надо.
— Спасибо.
На кухне я бросил на сковороду пару кусков мяса и поставил вариться гречку. Кулинар из меня так себе, но простые блюда мать научила готовить. Спасибо ей за это, а то на одних полуфабрикатах долго не просидишь.
Я накрыл на стол, подождал немного. Было жалко остывающее мясо — его греть только портить — и пошел звать на ужин.
— Все готово, — я постучал в дверь, послушал тишину и все-таки заглянул. — Эй!
Он вздрогнул, заморгал непонимающе, опустил свисающую с бортика ванны руку в воду.
— Пора?
— Да. Выходи. Заснул, что ли?
Он пожал плечами и поднялся. Я окинул его жадным взглядом — ничего не мог с собой поделать — и устыдился: в безжалостном свете стопятидесятиваттной лампы следы моей страсти выглядели неважно. Кроме засосов на шее были следы от пальцев на бедрах, а вот синяки на ногах вызвали интерес:
— Это что?
Он проследил за моим взглядом, не прекращая вытираться.
— На работе я иногда бываю не слишком внимательным. Это, — он указал на темное пятно, — об ограду ударился, а это уже и не помню. Не волнуйся, кроме тебя, у меня никого нет.
— Кхм, — я откашлялся. — Жду на кухне.
Это его «кроме тебя, у меня никого нет» выбило меня из колеи. Мне вроде как не должно было быть никакого дела до чужой личной жизни и способов заработка. Однако было. Даже мысль о том, что его касаются чьи-то руки, вызывала внутренний спазм и раздражение. Делиться им я категорически не хотел. И поэтому, когда мы уже пили чай, я сказал:
— Как насчет того, чтобы стать моим любовником на постоянной основе?
Любой нормальный человек на его месте сказал бы что-то вроде: «Я подумаю». Но этот… Он молчал. Долго сидел неподвижно, забыв про чай и недоеденную конфету.
— Согласен, — спустя вечность, выдал. — Вечер субботы я в твоем распоряжении. И ночь, если надо. — Он криво улыбнулся. — Деньги ведь те же?
Признаться, этот момент я не продумал, но встреч раз в неделю катастрофически мало.
— Я думал, ты переедешь ко мне. Можно было бы договориться о фиксированной сумме за месяц…
— Тогда я потеряю работу. Вряд ли ты готов платить столько, сколько у меня выходит там, и я совершенно уверен, что не стою таких денег.
Я постарался сделать вид, что разговор меня не трогает, будто подобные разговоры я вел в своей жизни не раз и не два. Но мне не нравилось абсолютно все. Особенно то, что диктовал условия не я. Меня вынуждали принимать правила игры, и я не мог ничего сделать, чтобы изменить ситуацию.
— Значит, у тебя выходной в субботу? И еще когда?
— У меня нет выходных, — он улыбнулся. — Либо я на месте и иду копать, когда скажут, либо меня заменят на того, кто будет более удобен. Все просто.
— Но как же так, — в голове не укладывалось, что такое возможно, — ладно узбеки, но ты-то?
— А что я? Я тоже узбек.
Я растерялся и не знал, что сказать.
— Ты оттуда, что ли? — в голове не укладывалось, хотя в бывшем СССР кто где только не жил.
— Со всеми вытекающими. Не передумал еще? Предложение в силе?
Я помотал головой. Какая разница кто он и откуда, если у нас уже все было? И если я все равно его хочу до белых кругов перед глазами…
— Подумай о двух днях в неделю. И еще, — я помедлил, думая, как сказать помягче: — Выбери время, нужно сдать анализ.