Я подозвал официантку и заказал большую пиццу, на всякий случай выбрав такую, где не было никакого намека на свинину, и кофе. Две большие чашки латте.
— В этом не было никакой необходимости, — сказал Джун, когда мы уже вышли из кафе. В свете уличного фонаря было видно, что на его вечно бледном лице появился румянец.
— Не было, — согласился я. — Но мне захотелось, извини, что оскорбил тебя в лучших чувствах.
— Дело не в этом…
— А в чем?
— Не надо меня приручать. Пожалуйста.
— Да на хуй ты мне сдался, приручать тебя еще! Садись в машину, — ему удалось не на шутку разозлить меня, и я вышел из себя еще и потому, что это было отчасти правдой: приручить — не приручить, но хотелось чуть больше тепла в отношениях что ли.
— У нас удобные товарно-денежные отношения, давай не будем выходить за их рамки, — почти миролюбиво сказал он и пристегнулся.
— Если эти отношения будут у нас на постоянной основе, то не выйти за их рамки не получится. Я при всем желании не смогу относиться к тебе как к вещи. Даже если ты будешь очень настаивать. Так что могу отвезти тебя обратно, и на этом закончим наше сотрудничество, или оставляем все как есть. Но тебе придется мириться с моими душевными порывами. Ну, куда едем? — я завел мотор и посмотрел на Джуна.
— К тебе, — выдавил он из себя после долгого молчания и отвернулся.
В постели он был не просто покорен, но скорее вял. Я же слишком злился, чтобы как-то смягчить сегодняшний секс. Нет, до жестокости или грубости я не опустился, но в какой-то момент слишком сильно прикусил его шею. Джун вскрикнул и это отрезвило.
— Прости, — я зализал-зацеловал больное место, надо будет йодом что ли помазать потом.
Он тоже как будто пришел в себя и стал похож на прежнего Джуна. Остаток вечера мы провалялись в постели и даже пытались смотреть какой-то фильм.
— Тебе обязательно обратно ехать сегодня? — скрывая зевок, спросил я. — Может, утром отвезу?
— Сам доберусь.
— Угу, — я спустил ноги с кровати и подобрал с пола носки. — Автобусы не ходят, и я бы хотел посмотреть на того таксиста, который бы поехал в полночь на кладбище.
— До поворота довезут без проблем, — он подумал и добавил: — Наверное.
— Угу, — сказал я и натянул брюки. Отпускать его одного не хотелось.
Возле ворот кладбища мы попрощались, и я очень осторожно сказал:
— До следующей субботы, — дождался ответного кивка и вздохнул свободнее — кажется, он все-таки не собирался отказываться от наших встреч.
Джун прошел через ворота, свернул к ангару. Я уехал только тогда, когда увидел полоску света от открытой двери.
Никогда еще неделя не тянулась так медленно. Заявиться к нему раньше не позволял уговор и обычная гордость: да что я, тряпка, что ли? Из рук натурально все валилось, и косяки на работе приходилось переделывать не раз, порой задерживаясь допоздна. Но в этом была и положительная сторона — работа отвлекала от томительного ожидания. Дома оно почему-то становилось особенно острым.
С грехом пополам пережив пятницу и долгий субботний день, к вечеру я был на привычном месте у кладбищенских ворот. Джун уже ждал, стоя на обочине.
— Ну что, едем забирать результаты? — после приветствия сказал я.
— Я думал, ты уже.
— Твои бы мне все равно не отдали.
Джун пожал плечами, то ли не сомневался в моих способностях добиться желаемого, то ли не верил в порядочность клиники. Я не стал разубеждать, мне хотелось увидеть результаты вместе с ним. Хотя в своих я не сомневался — на работе маньячно следили за здоровьем сотрудников и проводили диспансеризацию ежегодно.
Девушка за стойкой регистрации выдала нам бумажки с анализами после изучения паспортов. Я подождал, пока Джун посмотрит свои результаты, для проформы полистал свои.
— Ну что?
— Все нормально, — он улыбнулся. — Совершенно здоров. А ты?
— Тоже, — я сунул Джуну в руки свои анализы и забрал его. — А гемоглобин низкий.
— Егор, значит, — сказал он, рассматривая мои данные, и мне стало неловко — я же так и не сказал свое имя. Глупо получилось.
Всю дорогу до дома я едва сдерживался. Целовать его хотелось до одури — теперь препятствий не было, и даже проклятая трещинка, делившая нижнюю губу пополам, уже почти зажила. Отказывать себе в удовольствии я не стал. Еще в лифте прижал к стене, запустил руку в волосы на затылке и поцеловал. Это было, как удар под дых, как разряд тока — поцелуй напрочь выбил воздух из легких и вызвал такую слабость, что, казалось, все кости внутри тела превратились в желе. Лифт дернулся, встал, медленно раскрылись двери, и я, все еще плохо соображая, потащил Джуна к двери квартиры. Кажется, он был тоже в шоке.
Мы целовались в прихожей, перехватывали инициативу друг у друга. Я прижимал Джуна к стене, вдавливаясь всем телом в него. И ни он, ни я так и не вспомнили, что нужно раздеться и что в комнате было бы гораздо удобнее. Это было форменное сумасшествие…
Не знаю, сколько времени прошло, когда я все-таки пришел в себя настолько, чтобы помочь ему встать с пола и проводить на кухню. Под дверью остались валяться наши куртки — но было откровенно не до них. По дороге Джун свернул в ванную комнату, а я пошел дальше — хотелось пить и продолжения.
Чайник вскипел, а он все еще торчал в ванной. Пришлось идти звать.
— Джун!
Он стоял перед зеркалом и прижимал к лицу мокрое полотенце.
— Джун?
Он опустил руки.
— Какого хрена, Егор? Вот какого хрена!
— Прости, — покаянно прошептал я, разглядывая то, что натворил — половина нижней губы была радикально синего цвета.
========== Глава 5 ==========
В следующую субботу я ехал на место встречи с замирающим сердцем: а вдруг не придет? Вдруг скажет, что его все достало и он хочет покоя? Или что моя несдержанность сильно осложнила ему жизнь… За неделю я придумал миллион причин, по которым Джун захотел бы избавиться от меня, и только одну, когда он бы не стал этого делать.
— Господи, что с тобой?! — выкрикнул я, когда он плюхнулся на сидение рядом — половина лица оказалась покрыта подживающими ссадинами и желтовато-синими пятнами сходящих синяков. Сердце ухнуло вниз.
— Упал, — ухмыльнулся Джун. — Не бери в голову. Если сильно напрягает, давай перенесем на неделю, или могу полежать мордой вниз.
— Упал, — тупо повторил я, сжав до побелевших костяшек, руль. — Упал.
— Угу, — он смотрел на меня выжидающе, но не пристегивался. Положил руку на ручку двери, ждал.
— Скажи правду, тебя избили? Это из-за меня?
— Упал, но упал специально и немного не рассчитал. Зато никаких подозрений.
— Черт, — расстроенно пробормотал я. — Прости, я не хотел…
— Проехали. Просто будь поосторожней, народ у нас, — он побарабанил пальцами по подлокотнику, — разный.
Дома я сдерживался как мог. Необходимость самоконтроля действовала на нервы, мешая получать удовольствие. Не так. Все не так! До одури хотелось целоваться, но едва я прикасался губами к его губам, как в голове звучал тревожный сигнал — осторожней! И у него, по всей видимости, тоже, Джун напрягался и разрывал поцелуй, едва я становился более настойчив. Это напрягало, но винить здесь было некого. Лучше перестраховаться. В конце концов, я не выдержал и перевернул его на живот, отпустил себя, и тогда нас обоих знатно накрыло. Джун выгибался и стонал, выворачивал голову и смотрел на меня мутными глазами, плохо соображая, что делает. Облизывал губы, требуя большего. Я не выдерживал и давал то, чего он так хотел — наши желания совпадали полностью, — но, даже оглушенный страстью, пытался быть осторожным.
— Ох, что-то я, — срывающимся голосом произнес Джун и попытался сесть, но упал снова на подушки. — Чуть-чуть полежу, пожалуй.
Я чувствовал себя не лучше — абсолютно выжатым, но счастливым. После таких потрясений и мощного оргазма куда-то бежать глупо. Нужно лежать, ловить отголоски пережитого кайфа и пытаться прийти в себя. А еще лучше подремать.