Никто не хотел его слушать. Никому не было дела до чудака, глушащего виски за одиноким столиком.
Да и что он мог рассказать? Как ошибся в первый раз, увлекшись красивыми речами Люцифера? Как совершил вторую ошибку, с яблоком? Как бездарно погубил себя, позволив одержимости взять верх над всеми его чувствами…
Будь здесь ангел, он бы сказал ему всё. Не вставая с места. На одном дыхании. И начал бы прямо так:
— Азирафель?..
Кроули выдохнул это имя, неожиданно уловив знакомое присутствие. Ангел жив! Он где-то поблизости. Он всего лишь развоплотился! И если это не ответ на его молитвы, то чем ещё объяснить это чудо?!
Кроули забыл, что может изгнать из крови дурманящий алкоголь. Он с трудом ворочал языком, пытаясь сообразить, что сейчас говорит ему невидимый глазами, но ощущаемый всеми фибрами души Азирафель. Он жадно внимал его словам, на языке вертелись слова признания, но время было очень неподходящим, чтобы выпалить их немедленно. У них появилась слабая надежда на то, что мир ещё можно спасти, и Кроули временно отодвинул свои чувства на задний план. Пусть ему больше всего на свете хотелось броситься на поиски Азирафеля, увидеть его, обнять и убедиться, что ангел жив. Но он взял себя в руки и, выскочив из бара, кинулся к машине. Спасение мира должно было состояться в Тадфилде.
И мир был спасён, и они даже выжили после показательных казней. И была встреча в парке, когда они обменялись телами, и Кроули с некоторым сожалением снова принял свой облик. Будь у него больше времени, он бы непременно потратил его на более тесное знакомство с так ненадолго доставшимся ему ангельским телом. Очень жаль, что обстоятельства были слишком серьёзными, чтобы отвлекаться на подробное изучение этого роскошного сосуда.
А теперь они сидели рядом за одним столом в знакомом им обоим ресторане. Кроули был расслабленным до такого состояния, что почти не ощущал мышц в своём теле. Они казались чересчур мягкими и податливыми, и Кроули даже не сидел, он практически стекал со своего стула. Рядом с ним был Азирафель. И мир продолжал существовать. И Ад вместе с Раем можно было хотя бы на время послать к чёрту.
Это было даже не счастье, нет. Кроули испытывал сейчас полное блаженство. Они пили шампанское, что-то ели, потом пили снова. Азирафель говорил много, часто, постоянно перескакивая с одной темы на другую. Он говорил обо всём, но только не о них. Несмотря на то, что происходило с ними обоими во время этих насыщенных дней перед Апокалипсисом, несмотря на недавнюю готовность к откровенному разговору, сейчас Кроули ощущал огромное смущение. Ему казалось, что он ошибся. Что неверно понял Азирафеля. Что ничего между ними не искрило и не трещало в воздухе все эти дни. Что всё это — плод его измученного одержимостью воображения. И Азирафелю не нужны его признания, ведь он ни разу за вечер не поднял ни одну личную тему.
Поэтому и Кроули не решался заговорить о том, что на самом деле интересовало его больше всего. Азирафель успевал жевать, прикладываться к своему бокалу и одновременно беззаботно болтать. Он говорил легко и с юмором, рассказывал о своих приключениях в поисках подходящего тела. Кроули иногда поддакивал ему, потому что сил на более связные разговоры не было. Всё, что он мог делать сейчас — просто смотреть на ангела и медленно тлеть от невысказанных слов.
В один прекрасный момент они оказались на улице, и Кроули понял, что пьян в стельку. Хотя и не столько от вина, сколько от близости к ангелу. Трезветь не хотелось категорически, но рядом стоял Азирафель, и нужно было что-то решать. И Кроули не пришло в голову лучшей идеи, чем предложить отвезти его домой, в книжный магазин. За руль «Бентли» Кроули садился уже без единой капли алкоголя в крови.
А вот ангел, похоже, не собирался принудительно трезветь. Глаза Азирафеля блестели, отражая свет уличных фонарей. Кроули вдруг осознал, что Азирафель изменился. У него было странное выражение лица. Он был навеселе и держался слишком свободно для обычно сдержанного Азирафеля. И он смотрел на Кроули так, словно тот был аппетитным десертом, а Азирафель — самым голодным существом на свете.
Кроули пробрала дрожь. Но всё, что он смог произнести, было:
— Поехали, ангел?
И не успел Кроули завести мотор, как рука Азирафеля легла на его колено.
— Может, перестанем валять дурака и поедем к тебе? — вполголоса проговорил Азирафель, пристально глядя ему в глаза.
И вот теперь для Кроули мир снова чуть не рухнул.
Не успели слова Азирафеля отзвучать в воздухе, как через мгновение они оба уже жадно целовались. Отбросив все нежности и расшаркивания. Забыв о церемонностях и хождениях вокруг да около. Они и так слишком долго ждали этой минуты. В них обоих кипели сейчас лишь страсть, желание и горячая жажда обладания. Губы находили губы, рты жадно облизывали и кусали, руки лихорадочно шарили по всему телу, приводя одежду в полный беспорядок, а тела — распаляя до предела.
И Кроули теперь и думать забыл о том, что мог ошибаться насчёт чувств Азирафеля. Ничего не изменилось со времени их первого поцелуя. И «Бентли» была та же самая. Имелось только одно отличие, зато самое важное. Их больше ничего не разделяло и не сдерживало. И именно поэтому Кроули не смог узнать своего ангела. Он никогда не видел его прежде таким свободным.
Казалось, весь груз обязательств перед Небесами, весь лоск его лояльности, вся его напускная строгость моментально испарились. Этот новый Азирафель был жаден до ласк, даже властен, и совершенно, абсолютно спокоен. Чего нельзя было сказать о Кроули. Его снова начало трясти, и он не мог понять, от чего больше — от возбуждения, от мысли, что сейчас им всё можно, или от того, что он дико нервничал и боялся совершить какую-нибудь глупую ошибку, которая может не понравиться ангелу.
Но Азирафель вдруг откинулся на спинку своего сиденья и ухватился рукой за конец галстука Кроули. Потянул за него. Кроули не нужно было повторять намек. Он моментально переместился на сиденье Азирафеля и оказался на его коленях. Обе ноги он расставил в стороны, и руки Азирафеля тотчас обхватили его за талию. Кроули быстро скинул пиджак и отбросил его на заднее сиденье. Следом полетели и темные очки. А потом он снова прижался губами к губам Азирафеля.
Если это называется безумием, Кроули был согласен оставаться безумным вечно. Все его мечты, которым он предавался долгие мучительные годы, сейчас сбывались. И Кроули знал, что теперь они могут целоваться всю ночь. Никто из них не собирался останавливаться, только не сейчас, только не после того, через что они прошли вместе. Они заслужили и эти поцелуи, и эти безумные ласки. И Азирафель никуда не гнал его. Он крепко, до хруста в костях, обнимал Кроули, целовал до головокружения. Ладони его уже торопливо шарили по голой спине, задирая рубашку.
Кроули вцепился руками в его плечи, не в силах разорвать поцелуй. Он понимал, что не выдержит долго. Слишком велико было его желание, слишком долго он мечтал об этом мгновении, слишком долго ждал его наступления. Всё его тело кричало и молило о немедленной развязке, и он со стоном выдыхал в поцелуй имя ангела, с трудом сдерживая себя. Азирафель же не оставлял ему ни секунды на передышку. Он в самом деле казался изголодавшимся, дорвавшимся наконец до прикосновений, до поцелуев, до близости. Его руки, казалось, были везде. Они гладили по спине, по бокам, по груди. А потом опустились на поясницу Кроули. Короткие ногти слегка царапнули его кожу, и Кроули не вытерпел и разорвал поцелуй, чтобы издать низкий стон. Но ладони Азирафеля уже скользнули ниже и вдруг крепко сжали обтянутый джинсовой тканью зад.
Кроули вздрогнул, подался вперёд, вжимаясь пахом в тело ангела. Он был уже возбужден до предела и дрожал всем телом. Он ощутил под слоями одежды, как напрягся в брюках член самого Азирафеля, почувствовал, как он дёрнулся, ткнулся между его широко разведенных ног, и не выдержал. Кроули вдруг сильно выгнуло назад. Всё тело его напряглось, а потом он с тихим стоном уронил голову на плечо ангела.
Он кончил прямо в одежде, просто от прикосновений Азирафеля.