Кроули уже готова была зажмуриться, чтобы не видеть эту картину, будоражащую её воображение, но, с другой стороны, она готова была убить на месте любого, кто посмел бы помешать ей смотреть во все глаза на это зрелище. Она распалялась всё больше, потому что ангел, насытившись, теперь занялся фруктами. И видеть, как Азирафель бросает в рот зёрнышки граната, было выше её сил. Потому что эти грешные зёрна оставляли на его пальцах потёки красноватого сока, и ангелу, конечно, не пришла в голову иная идея, кроме как слизывать эти капельки, не задумываясь о том, какую реакцию вызывают у демона, сидящего напротив, эти бесхитростные движения.
Кроули забыла, как моргать, и, похоже, в ближайшее время могла забыть и о дыхании. Она шумно втянула воздух через нос, когда Азирафель оставил в сторону блюдо с гранатовой кожурой. Ангел закончил своё искусительное действо, пусть и нечаянное, но, тем не менее, прицельно сразившее Кроули наповал. Она с трудом восстанавливала дыхание и, сидя на пятках, невольно ёрзала по ним промежностью. Она уже забыла, когда в последний раз имела близость хотя бы с кем-то. Женское тело, в котором она сейчас находилась, просто пылало от нахлынувшего возбуждения. Она чувствовала такую горячую влажность между ног, что чуть не стонала от нестерпимого желания.
Ангел между тем выглядел просто невероятно. Щёки его порозовели после сытного ужина и выпитого вина. Он склонил голову и слегка улыбнулся собеседнице, отчего Кроули почти затрясло.
— Спасибо за приятную компанию, Кроули, — произнёс Азирафель дружелюбно.
— Угу, — только и смогла выдавить в ответ Кроули, изо всех сил пытаясь удержать себя в руках. Ох, почему ангел был так потрясающе красив в эту минуту?
— Я так и не смог понять, почему ты сменила своё имя. Признаться, я привык к нему.
— Привык? — переспросила Кроули с недоумением. Она ещё ни разу не слышала, чтобы Азирафель обращался к ней по имени в их немногочисленные прошлые встречи.
Румянец на лице ангела стал ещё гуще, хотя минуту назад в это было невозможно поверить. Он смущённо отвёл глаза, и Кроули чуть не кинулась его умолять снова повернуться обратно. Лишиться возможности видеть глаза ангела было невыносимо. Она взяла себя в руки и ответила как могла невозмутимо:
— Я слишком долго была Змеем, пусть одно время и крылатым… Я сменила имя, чтобы напомнить себе, что всё меняется, и не стоит зацикливаться на чём-то одном всю жизнь.
«Только ты не меняйся, Азирафель!» — хотелось воскликнуть Кроули. «Впрочем, меняйся, сколько тебе угодно! Ты мне будешь нужен всегда и в любом виде».
Они недолго беседовали в тот вечер. Кроули терялась и путалась в словах, по большей части лишь восхищённо пожирая глазами Азирафеля и наблюдая за каждым его движением. А ангел, видимо, не доверял демону, и не спешил переходить грань вежливой отстраненности. Хотя глаза его так и блестели, а взгляды, бросаемые исподтишка, были такими заинтересованными, что Кроули кидало в жар только от одной мысли, что Азирафель мог понять, что испытывает сейчас запертый в перевозбуждённом человеческом теле демон.
Они скомкано распрощались, и Кроули поспешила в свою комнату. Задвинув тяжёлый засов, она в изнеможении упала на своё ложе, состоявшее из соломенного матраса, укрытого козьей шкурой, и набитой шерстью подушки. Она откинула плат, покрывавший её голову, и тёмно-рыжие пряди свободно разметались по подушке.
Ангел ушёл, а перед её глазами всё ещё стояло его лицо. И сомкнуть веки совсем не помогало. Образ Азирафеля, казалось, выжгло на сетчатке, и избавиться от него можно было только лишив Кроули жизни.
Её тело вытянулось на матрасе, а колени согнулись. Рука скользнула под темный край одежды. Кроули откинула назад голову, закрывая глаза. Дыхание стало шумным и таким горячим, что опаляло её же губы. Пальцы ласкали тело, принося желанное облегчение. Через несколько минут она вздохнула и повернулась на бок, подложив руку под голову. Разрядка немного успокоила тело, но разум был по-прежнему одержим. Кроули провалилась в сон, и всю ночь ей снился Азирафель, его улыбка и его пальцы, ласкающие её тело.
========== Глава 4. Разговоры о поэзии ==========
Рим, 41 год
Ад отправил его со следующим заданием в другую местность. В Риме было тесно, шумно и очень многолюдно. В городе царили вечный праздник и вечный бардак. Кроули не понравился Рим. Он снова сменил тело на мужское, и, поняв, что отвык от него, поначалу чувствовал себя некомфортно и срывал своё раздражение на всём, что подворачивалось под руку.
Поэтому, неожиданно увидев здесь Азирафеля, Кроули сперва так опешил, что по инерции огрызнулся и на него. И только с запозданием понял, что ведь это объект его одержимости, его страсти стоит перед ним. Такой же, как и всегда, белокурый, состоящий из одних мягких черт, одетый по римской моде. И улыбчивый. Такой улыбчивый, что от одного взгляда на его лицо Кроули почти терял рассудок.
Они сидели в одной таверне, потом сменили её на другую и беседовали, как ни в чём не бывало. Будто не прошло восьми лет, и они только вчера расстались после сытного ужина с чечевицей и гранатами, чтобы на следующий день возлечь за стол с блюдом, наполненным свежими устрицами.
Азирафель непринужденно разлегся на ложе перед небольшим столиком, сразу же завладев кубком с вином.
— Ужасно жаркий день сегодня, — промолвил он, обмахиваясь свободной ладонью.
В руке, что опиралась на подушку ложа, он держал кубок. Кроули сел на второе ложе, и, поглядывая искоса на ангела, быстро вспомнил, что значит быть в мужском теле. Возбуждение пришло быстро и ожидаемо после того, как Кроули насмотрелся на поглощающего пищу ангела. В паху запульсировало, и Кроули постарался непринужденно закинуть ногу на ногу, чтобы не выдать себя.
Азирафель с неожиданным участием в подробностях расспрашивал его о работе, а потом поделился подробностями о своём задании. Кроули, уже не пытаясь прилечь на ложе, озадаченно рассматривал ангела. Внешне он, казалось, не изменился, но что-то неуловимо новое мелькало в его выражении лица. Возможно ли это, не кажется ли Кроули? Азирафель стал относиться к нему с большим участием и теплотой?
Это открытие так поразило Кроули, что он не донёс до рта очередную устрицу, щедро политую лимонным соком. А Азирафель между тем продолжал свой разговор. Речь шла о поэзии.
— Ты не поверишь, Кроули, — рассуждал он, теперь уже более охотно и часто употребляя его имя, хотя всё равно иногда путался и называл его по привычке Змеем. — Римская поэзия удивительна! Возможно, римлянам не хватает глубины и тонкости, коими отличались произведения греческих поэтов, но зато их чувственность и неприкрытая прямота искупают эти недостатки с лихвой.
— Чувственность? — кислым тоном переспросил Кроули, всё же сумев расправиться с устрицей. Только разговоров о чувственности ему сейчас не хватало. Он и так уже слишком хорошо чувствует близкое присутствие Азирафеля, спасибо этому телу.
Азирафель вдруг сел и положил ладонь на стол. Его пальцы легли в такой опасной близости от руки, державшей кубок, что Кроули вздрогнул. Тысяча маленьких Кроули в его голове моментально закричали: «Накрой его ладонь своей!», но демон только мотнул головой и неторопливо, как мог, поднёс кубок к губам. Он не почувствовал вкуса виноградного вина, но это движение немного помогло ему унять волнение.
— Римские поэты воспевают эротизм, — говорил Азирафель, — и это прекрасно! Ещё никогда люди не бывали так искренни в изображении своих чувств! И я просто в восторге от этого, Кроули, — тут ангел взглянул на своего собеседника и, видимо, неверно оценил выражение его лица. Он поспешил добавить: