— Я говорю сейчас, как ангел божий. В том смысле, что мы, ангелы, рождены для того, чтобы чувствовать любовь, и местная поэзия восхищает меня именно с этой точки зрения. Она вся про любовь.
— Про любовь, — эхом откликнулся Кроули, глядя на Азирафеля, и ясно осознавая, что взгляд его сейчас наверняка выглядит затуманившимся. Ангел, рассуждающий о любви, бил не в бровь, а точно… назовём это «в сердце».
— Вот Плавт, допустим, прямо говорит, что для любви, для чувственной её стороны в особенности нет никаких препятствий. Никто не запрещает человеку любить!
— Повезло людям, — негромко заметил Кроули. А сам лихорадочно думал в этот момент: «Зачем он это говорит? Что он хочет этим сказать?».
Но Азирафель продолжал, скорее всего, не расслышав его:
— А Лукреций? Кроули, ты знаком с сочинениями Лукреция?
— Боюсь, что нет, — хрипло отозвался Кроули. Он постарался придвинуться ближе к столу, потому что возбуждение стало уже мучительным, и Азирафель нисколько не помогал ему своими разговорами о любви и чувственности.
— Это большое упущение, — с лёгкой укоризненной улыбкой ответил ангел. И вдруг, откинувшись на своём ложе, вдохновенно продекламировал:
— Это Венера для нас; это мы называем Любовью,
Ибо, хоть та далеко, кого любишь, — всегда пред тобою
Призрак ее, и в ушах звучит ее сладкое имя.
Но убегать надо нам этих призраков, искореняя
Все, что питает любовь, и свой ум направлять на другое,
Влаги запас извергать накопившийся в тело любое,
А не хранить для любви единственной, нас охватившей,
Тем обрекая себя на заботу и верную муку.
Кроули в ужасе уставился на Азирафеля, не веря своим ушам. Ему не послышалось? Ангел в самом деле только что сказал ему, что неразборчивые связи предпочтительнее, чем сохранение верности одному возлюбленному? Разве ангелам подобает вести подобные речи? Или это Кроули плохо разбирается в ангелах?
Азирафель между тем аккуратно осушил свой кубок и помахал рукой слуге.
— Азирафель… — решился спросить Кроули. — Для чего ты… с какой целью… зачем ты читаешь мне эти стихи?
Азирафель невозмутимо взглянул на Кроули поверх кубка, снова услужливо наполненного расторопной обслугой.
— Исключительно в целях ознакомления с образчиками поэзии римских авторов, — проговорил он, и отпил глоток вина.
— Э-э… И ты разделяешь точку зрения этого… как его…
— Лукреция? Как сказать, Кроули. Ситуации ведь бывают разные. Можно рассмотреть, к примеру случай, когда возлюбленные хранят друг другу верность, пока некие условия вынуждают их быть в разлуке. Но оба знают, что разлука будет недолгой, и они скоро воссоединятся. В этом случае я категорически не согласен, что им следует «извергать запас влаги» в любое подвернувшееся тело.
Кроули при этих словах поперхнулся вином и закашлялся. Азирафель вежливо подождал, пока он отдышится, и продолжил:
— Но можно взять и другую ситуацию. Если влюбленных разлучает не столько расстояние, сколько обстоятельства… Традиции, обычаи, запреты, принадлежность к разным сословиям… Они страдают, мучаются, но объективно не могут быть вместе…
— Тогда что? — воскликнул Кроули и даже привстал на своём ложе, не в силах унять охватившее его волнение.
Азирафель поболтал вином в своём кубке. Потом поднял взгляд на Кроули и ответил, пристально глядя прямо в его лицо.
— Тогда имеет ли смысл мучиться, Кроули? — тихо спросил он.
Кроули медленно сел обратно на своё ложе.
— Мучиться точно бессмысленно, ангел, — проговорил он, тоже невольно понижая голос. — А вот любить… Любовь всегда имеет смысл. Я так думаю.
Азирафель вдруг неожиданно рассмеялся, рассеяв тягучее напряжение, повисшее в воздухе между ними.
— Кроули, мой дорогой, похоже, теперь ты украл мою фразу. Это ведь ангелам положено рассуждать о любви, а не демонам.
— Считай, что я просто вернул долг за устрицы, — усмехнулся Кроули.
Но этот разговор потом очень долго не шёл у него из головы. Вернувшись в свою комнату на втором этаже гостевого дома, Кроули сначала быстрыми и яростными движениями разобрался с терзавшим его весь этот вечер возбуждением. Бессильно откинувшись на подушки, он снова и снова прокручивал в голове всю их беседу. Любовь. Какое громкое слово. Должно быть, Азирафель прав. Демонам ли рассуждать о любви? Разумеется, нет.
И всё же одержимость Кроули ангелом не ослабевала. Напротив, после встречи с ним в Риме и двусмысленного разговора о поэзии, она лишь окрепла и полностью завладела его существом.
Кроули снова спускался в Ад, потом опять возвращался на Землю с новым заданием. Искушал, подталкивал к греху, внушал крамольные мысли, исправно посылал отчеты руководству, а голова его была занята мыслями об ангеле.
За несколько лет непрерывных размышлений Кроули наконец пришёл к следующим выводам.
Вывод первый, очевидный. Чувства Кроули для Азирафеля не тайна (и, возможно, никогда ею и не была). Этот вывод нанес небольшой удар по его самооценке, так как Кроули был уверен, что лучше владеет собой. Но с другой стороны, он был даже рад, что ангел оказался таким проницательным. Чем меньше недопонимания — тем меньше недоразумений между ними. Ну, а с третьей стороны, он может и заблуждаться. Весь этот загадочный разговор о поэзии мог быть простым совпадением.
Вывод второй, неутешительный. Чувства самого ангела к нему (Кроули имел все основания надеяться, что это не ненависть, а также что угодно, но только не равнодушие. На что-то большее надеяться не хватало даже его дерзости) были всё ещё неясны. Но сам Азирафель, похоже, считает их запретными, и Кроули вынужденно соглашался с ним. Ни о каком открытом выражении чувств между ангелом и демоном и речи быть не может. Нет. Исключено. Точка.
Вывод третий, странный. Ангел своими словами практически выдал ему индульгенцию (много позже, примерно в начале XI века, Кроули подскажет, как использовать эту же концепцию одному епископу… и не его вина, что идею Кроули со временем извратят до ещё одного способа получения финансовой выгоды для церкви). Говоря точнее, это были слова римского поэта. Но Азирафель прямо дал ему понять, что с ангелом ему не светит никаких отношений (как будто Кроули когда-либо смел о них мечтать!), и практически подтолкнул его в постель кого-нибудь из смертных (или других демонов? Нет, спасибо).
Отсюда напрашивался четвертый вывод: Азирафель вовсе не испытывал чувства ревности. И сразу же пятый: оказывается, его испытывал Кроули.
Ведь если рекомендация Азирафеля найти утешение среди других людей подходила для Кроули, то разве не работала она и в обратную сторону тоже? Если ангел не мог позволить себе, не навлекая кары Небесной, сблизиться с демоном, то он вполне мог завести отношения с другим ангелом… Ну, или в виду того, что единственным ангелом на Земле оставался сам Азирафель, он мог попытать счастья с людьми.
Уже безо всяких выводов Кроули вспомнил годы, проведенные на другом материке. Годы, когда его называли богом, и каждый день на его ложе ночевал кто-то из его собственных жрецов или жриц. Кроули не испытывал тогда к ним ничего, кроме благодарности. Он был неопытен и наивен. А они научили его получать наслаждение от слияния человеческих тел. Сейчас же Кроули закрыл лицо руками и мучительно застонал.
Способен ли демон испытывать жгучий стыд? Возможно, да, если ты плохой, неправильный демон.
Может ли демон испытывать муки ревности? Безусловно, это хорошее, правильное чувство для демона. Тогда стоит поставить вопрос иначе: имеет ли право демон ревновать ангела? Да, если ты никудышный демон, признай это.
Кроули невольно подставлял в воображении вместо себя Азирафеля, и почти видел, как нежные руки (женские или мужские, неважно) ласкают на мягком ложе его, ангела, обнаженное тело. Как Азирафель закатывает глаза от наслаждения, протяжно стонет, размеренно движется в том особенном сладком ритме, после которого в теле остаются лишь приятная усталость и нега.