— Да, но… — протянул Азирафель, — повар обещал подать сегодня куропаток в медовом соусе… И рыбный пирог!
Кроули знал одно: он никогда не будет уважать себя, как демона, если проиграет каким-то куропаткам. Он с таким трудом добился внимания ангела и не собирался обменивать заслуженный им целый вечер тесного общения с Азирафелем с глазу на глаз на ужин, пусть и королевский, но в компании трехсот придворных.
— Ангел, нам нужно подробнее обсудить детали нашего Соглашения, — напомнил он в качестве весомого аргумента. — Без лишних свидетелей!
Азирафель вздохнул и кивнул, соглашаясь. Кроули мысленно возликовал. Неторопливо беседуя, они прошли к выходу из залы, миновав по пути короля Ричарда, окруженного своими людьми. И ни ангел, ни демон даже не взглянули на могущественного монарха, слишком увлеченные разговором друг с другом.
В ту ночь Кроули так и не уснул.
О каком сне могла идти речь, если из головы не шли впечатления сегодняшнего дня? А их было так много, что они бурлили в нём и просто переполняли его, исстрадавшегося от недостатка внимания ангела.
Он снова и снова возвращался к тому моменту, когда он коснулся рукой пальцев Азирафеля и пожал их. Кроули стонал и вертелся на своей кровати, зажав между колен одеяло, потому что, несмотря на то, что он уже два раза за сегодняшний вечер доводил себя до разрядки, при мыслях о пальцах ангела член у него снова вставал, причём очень крепко и болезненно.
Пальцы привычно водили по члену, а Кроули представлял себе ангела, склоняющегося всё ближе и ближе к нему. Он видел его губы, тонкие и розовые, и дыхание его немедленно сбивалось на жалкие всхлипы и вздохи. Он так остро желал ощутить эти губы на своём теле, почувствовать, как они смыкаются на горячем от невыносимого возбуждения члене… Он мучительно ждал прикосновений его пальцев к своей коже. Чтобы они гладили его тело, ласкали и царапали кончиками ногтей, кружили по груди и животу, а потом вдруг скользнули бы между ног и… На этом Кроули стискивал зубы, едва сдерживая шипение, и снова кончал, изливаясь в свой кулак.
И каждый раз, когда после очередной разрядки его отпускало от временного облегчения, он не оставлял себе ни малейшего шанса насладиться минутой удовлетворения. Потому что тогда его настигал болезненный приступ самобичевания. Какой демон веками предаётся похотливым думам об ангеле, что кончает только от одной мысли о том, как он проникает в его тело пальцами? Правильно, только самый порченый из всех возможных. Он ведь так усердно работает (ладно, не всегда усердно), регулярно посылает отчёты (в половине из них — ложь), распространяет вокруг себя зло (по большей части — лень). И после всех его трудов он даже сам себя не может назвать успешным и правильным демоном.
Кроули корчился от стыда на своём ложе. Плохой демон. Просто отвратительный. Надейся, что Ад никогда не узнает, мыслями о ком ты доводишь себя до оргазма каждую ночь. Молись, чтобы и ангел не догадался о твоей позорной одержимости, иначе он никогда не посмотрит больше в твою сторону. Да, именно своими прекрасными светлыми глазами, в которых отражается небо, и пляшут лукавые искорки. И никогда не улыбнётся тебе этой своей необыкновенной улыбкой, от которой хочется положить ему голову на колени и оцепенеть, умирая от счастья.
Кроули понял, что снова скатывается в постепенно охватывающее его тело лихорадочное возбуждение. После целого вечера, проведённого в компании ангела, ему, похоже, придётся всю ночь избавляться от забродившей в нём страсти. Он сжал уголок подушки зубами и дёрнул рукой, проходя сверху донизу по вновь окрепшему члену. Если это его наказание за одержимость ангелом, он готов нести его целую вечность.
========== Глава 7. Келья монаха ==========
Кентербери, 1350 год
Кроули не любил XIV век. Он не хотел даже вспоминать об этом периоде своего существования на Земле. Казалось, будто врата Ада разверзлись тогда, и всё самое мерзкое, порочное, грязное и отвратительное повалило на многострадальную Землю.
Кроули привязался к Земле. Она являлась для него местом, где всё было ясно и честно. Здесь существовало небо над головой и твердь под ногами. Пища и вино, кров и очаг. Кругом были люди, каждый новый день умевшие удивить его. Были места, которые он полюбил, подолгу обитая в них. И был ангел, без которого жизнь на Земле казалась бы тусклой и безрадостной.
И Кроули было больно видеть, как Землю пожирает пламя пожаров войн и эпидемий. Как чума отбирает все достижения цивилизации, нажитые веками, откатывает людей обратно к животному состоянию, когда главным фактором выживания становился простой и жестокий закон: побеждает сильнейший.
Лишь одно-единственное светлое пятно сияло в столетнем мраке этого периода. Одна-единственная ночь, проведенная рядом с Азирафелем, осталась самым лучшим воспоминанием Кроули о четырнадцатом веке и даже немного примиряла его с ужасами, творившимися вокруг в то время.
Примерно в середине века, когда первая эпидемия чумы уже схлынула, изрядно сократив население Англии, а вторая волна пока оставалась в будущем, дела занесли Кроули в графство Кент.
— Что ты здесь делаешь? — высокий голос Азирафеля раздался под сводами скриптория и эхом отскочил от его каменных стен.
Кроули, абсолютно довольный произведенным впечатлением, прошел в помещение. Секунду назад он, стоя на пороге скриптория, окликнул ангела по имени. И Азирафель, по-видимому, весьма удивился, увидев здесь Кроули.
— У меня были дела на юге, и теперь я возвращаюсь в Лондон. Решил по дороге заехать сюда, потому что прослышал, что в аббатстве святого Августина недавно появился странный монах, просто фанатик-книгочей.
Кроули медленно приблизился к рабочему месту Азирафеля. Ангел издал довольный смешок, поощренный комплиментом Кроули, и, кажется, даже не заметил нестыковку в его словах. Графство Кент никак не лежало на пути в Лондон, если возвращаться в столицу из южных земель.
Кроули мельком огляделся и снова прикипел взглядом к Азирафелю. Ему было неинтересно рассматривать помещение скриптория, его строгие своды и пустые стены, единственным украшением которых была вязь латинских слов: «Молись и работай», шедшая почти под потолком. Не вызвали энтузиазма у него и голый каменный пол, высокие окна и десятки конторок, придвинутых к ним. Сейчас все столы были пусты, так как солнце уже село, а в темноте монахи не занимались работой. Лишь на кафедре Азирафеля горела одинокая свеча, а поверхность стола была завалена пергаментами, перьями, инструментами для их заточки и ёмкостями для чернил.
Кроули окинул ангела оценивающим взглядом с головы до ног. Они виделись недавно, лет пятьдесят назад, в Лондоне. И тогда Кроули даже в голову не могло прийти, что спустя полвека он встретит Азирафеля в бенедиктинском монастыре, занятого переписыванием чужих книг, облачённого с головы до ног в белую монашескую рясу…
— Кстати, а разве бенедиктинцы не носят чёрное, ангел? — с сомнением спросил Кроули.
Азирафель улыбнулся, его голубые глаза заискрились, и в тёмную залу скриптория словно заглянуло солнце. В груди у Кроули внезапно как будто тоже вспыхнуло маленькие светило.
— Носят, Кроули, если они приняли сан. Но я не монах, меня просто пригласили поработать здесь, при монастырской библиотеке. Я принёс монастырю в дар несколько рукописей, а настоятель щедро предоставил мне место в скриптории и даже выделил отдельную келью, — объяснил Азирафель. — А я гляжу, ты снова носишь очки, Кроули? Я не видел их на тебе со времен Рима, — вдруг добавил он.
Кроули даже оторопел. «Он помнит, как я выглядел в Риме?» — удивился он. Сам-то Кроули хранил в голове все встречи с Азирафелем и ни на минуту не забывал, как выглядел ангел в тот или иной исторический период. Кроули машинально поправил на переносице оправу очков с темными стёклами.
— Да, я недавно был в Венеции, приобрел их там по случаю. Удивительные вещи мастерят эти монахи, знаешь ли!
— Мне ли не знать! — с энтузиазмом откликнулся Азирафель. — В здешней библиотеке почти две тысячи книг, и половину из них сработали в монастырских мастерских. Ты бы видел, с каким изяществом оформлены их обложки, Кроули! Произведения искусства!