Голова слишком тяжелая, чтобы резко дернуться, переместиться в другую комнату, усесться за обеденный стол и подпирать подбородок кулаком. Боги. Чертовы ресницы. Надо перестать их клеить, перестать прятаться за масками.
Рядом послышалась возня. Артур, очевидно, размышлял над тем, стоит ли ему присоединиться, лечь рядом или, боже правый, притянуть ее к себе. Он ограничился тем, что выключил телевизор, а после чиркнул колесиком зажигалки.
Запах благородной старости отступил перед табачным дымом.
Она притворялась, что спит, чувствуя, как старый матрас чуть прогнулся под чужим весом. Чужое тепло, чужое присутствие. Чуждо.
Салли крепче зажмурилась, зная, что в темноте этого не различить. В ярких пятнах она видит их. Лица, лица, множество лиц, они не отпустят, не растворятся сизым облаком, не оставят в покое.
Одержимость.
_________
(1) Золотой нитью в моих работах фигурирует старая любовь к Джоан Кроуфорд. Но клянусь, что название работы не имеет никакого отношения к одному из ее проектов.
Комментарий к
Если Вам не нравится глава, то… я разделяю ваши чувства)))
Немного пропала потому что была.. где? Правильно, в ебаном алкогольном трипе, но в свое оправдание скажу, что не так уж и долго.
Прошу прощения за длительную задержку и то, что исчезла с радаров. Произошло много событий: трагикомичных, странных и не поддающимся объяснению.
Отдельная благодарность за слова поддержки. Они были очень нужны в тот момент.
p.s В примечаниях нервный срыв. Я описывала и описываю это так, как было когда-то у меня. Sorry not Sorry.
========== Часть 7 ==========
Понедельник начался в субботу, которая теперь была настоящей субботой, а не каким-то еще днем среди недели, которому по ошибке присвоили это название.
Салли медленно покачивалась на стуле, завалив его на задние ножки. Она подумывала через пару недель купить в аптеке тест на беременность, ну, так, забавы ради или же по старой памяти. Те события, которые никак не поддавались объяснению или еще чему-то, Райан предпочла не вспоминать, будто бы их и не было. Как и прошлого, в принципе. Застряв в этом промежутке настоящего, она уже вторые сутки пыталась найти в себе силы, чтобы придумать занятие по лучше, нежели наблюдать, как с каждым днем темнеет все раньше, и эта отвратительная студия погружается во тьму.
Тем утром, когда Салли оставила Артура и его конуру, окутанную меланхолией с душком лекарств и старческого тела, она окончательно потеряла себя. Или ей так показалось, что последняя значимая, в самом деле, вещь в жалкой жизни обесценилась. В почтовом ящике без указания фамилии, лишь нацарапанным номером квартиры, в окружении агитационных листовок, нескольких счетов и парочки смятых телеграмм, точно набухший труп папаши, — Господь, душу его упокой, — заполнял пространство большой белый конверт от Уоррена. Никакого тебе «лично в руки Салли Райан» или же грифа «конфиденциально», «не кантовать» или что еще следует писать на ценной корреспонденции?
Сложенное вдвое свидетельство о расторжении брака и крошечная записка с текстом: «Теперь довольна?».
Разведена.
Салли Райан официально была разведена, и теперь со спокойной душой могла говорить, что никому не принадлежит. И никому больше не нужна. Родственников ни по крови, к которым следовало бы бежать за советом, родственников по бумажке, глупому штампу и колечку на пальце тоже.
Ни работы, ни друзей, ни семьи.
Она сказала, что приехала сюда разводиться, зачем-то продолжила наслаждаться прошлым, а теперь, прижимая к себе горсть пепла, звавшуюся собственной жизнью, оставалась на грани.
На грани того, чтобы завтра же, блять, выйти в окно, устроиться на холодных рельсах, встретить смерть, словно старого друга и навсегда уйти за ней.
Холод.
В воскресенье она заложила обручальное кольцо.
То самое, что хранила в бархатном мешочке, периодически надевала на безымянный палец и представляла что-то еще. В сиянии бриллианта она была кем угодно — миссис Райан, леди Салли Райан, дешевой копией Холли Голайтли.
Салли Райан лишенная романтизма вернула кольцо не на Пятую Авеню, как завещали еще в шестьдесят девятом, а в единственный работающий в воскресенье ломбард, где тощий мужчина с впалыми скулами и пустым взглядом через решетку сунул ей помятую сотню-другую долларов.
Кольцо стояло в разы больше.
В десятки раз, если добавить еще и воспоминаний, то во сто крат.
Уже поздно ночью Салли совершила небольшую прогулку по городу. Готэм — мрачный, гнилой снаружи и внутри, ниже Нью-Йорка и всех его трущоб, скользкий и вызывающий, как оттраханная проститутка в красных туфлях из комиссионки. Райан смотрела по сторонам, впитывая эту радиацию, уничтожающую человечность, витающую в воздухе и постепенно убивающую, размягчающую мозг. Живые трупы — жители проклятого города сновали туда-сюда, позабыв, что это не земля у Гудзона, не город Ангелов.
Лишь чудовищ.
Клубы дыма валили из труб теплоэлектроцентрали, растворяясь во мраке. Джон говорил ей, что это не опасно.
Не безопасно, конечно, но не опасно.
Когда-то Салли находила это веселым. Не ТЭЦ, не метро, не людей, а что-то другое, что давал ей только Джон, когда они неслись на такси на запад, смеялись, пили в барах и растворялись друг в друге.
Но теперь и Джона не было. Прошлого, видите ли, не вернуть.
Она посмотрела в ту сторону, где когда-то стоял старый кинотеатр, стены которого внутри были исписаны любовными посланиями, просьбами отменить снос и строительство какой-то башни, кажется, теперь это империя Уэйнов (нужно же на кого-то перевести стрелки), а еще там были уютные залы и звалось как-то иначе.
В понедельник Салли не проснулась.
Она засыпала снова и снова, готова была взвыть от головной боли, уставала даже от этого, а еще решила пропустить этот день. Больше делать было нечего. Телефон не прогонял гробовую тишину, только увеличивал невыносимую тяжесть от собственного бытия.
Во вторник, распивая двухдневный чай, Салли выложила в ряд деньги полученные в ломбарде. Так мало! Этого бы не хватило и на пару месяцев безбедной жизни. На неделю — да, две — возможно, но не месяц. Она ничего не выручила в деньгах, только потеряла на своей жадности. Эти грязные, хранившие следы кокаина, зеленые бумажки протянутые сухой жилистой ладонью не восполнили душевную пустоту. Ох, как Салли могла бы избавиться от этого украшения!
Она могла бы бросить его в воду, замахнуться, точно кидалась горстью речных камешек в проплывающие мимо буксиры, могла бы прислать его бывшему мужу, а лучше швырнуть в лицо при встрече: «К чему твои подарки, коль в них не осталось любви?».
А лучше бы… Если бы в день свадьбы Салли бы сбросила кольцо у алтаря, разрыдалась бы на коленях его сестры, разорвала бы тонкую вуаль, задыхалась и шептала, что передумала.
Пока что Салли Райан передумала разводиться, но это уже было прошлым. Свидетельство о расторжении бессмысленного брака пылилось у зеркала в коридоре.
В среду ей позвонил Уоррен. Его голос казался обеспокоенным, а может, сама Салли была взволнована. Правда, не в ее положении волноваться. Что еще могло произойти ТАКОГО, чтобы выбило почву из-под ног? Уоррен был лаконичен и галантен, наверное, как хороший адвокат. Салли было сложно судить на этот счет. Она не знала плохих адвокатов. Никаких не знала.
Уоррен — еще один знакомый Джона.
Старая крыса. Суперкрыса.
Салли нервно засмеялась в трубку.
— Ты находишь это смешным, Сал?
Она даже не слушала его. Райан лежала на диване, скрестив руки на груди, и придерживала телефонную трубку щекой. Она откровенно скучала и потеряла азарт к беседе в первые тридцать секунд, когда послышалось знакомое кряхтенье.