Всего лишь пара манипуляций.
Она уже застегивала последнюю пуговицу на пальто, как зазвонил телефон, разрываясь безобразной механической трелью.
«Еще же машину ловить, документы…»
— Да…
— Салли, ты в порядке?
Она крепко ухватилась пальцами за спинку софы. Джон.
— Под чем ты? Салли, уж мне-то ты можешь, должна сказать! Мне звонил Уоррен, я разговаривал с ним вечером, он сказал, что ты что-то принимаешь.
Боже милостивый, он заботился о ней. Он снова беспокоился за ее жизнь!
— Уоррен наврал. Я ни под чем, — «соберись, ты владеешь положением!». — И вообще… Джон, мне пора. Опаздываю на съемку шоу Франклина.
— В качестве гостя? — прозвучало не без иронии.
— Нет, — Салли чувствовала, что начинает злиться. — Я тут познакомилась и переспала с одним парнем, комиком, он сегодня приглашенный гость в эту программу. Достал для меня билет, после, наверное, сходим куда-нибудь. Знаешь ли, Джон, у меня вообще все стало лучше, когда я от тебя ушла. Осталось развестись и все будет еще лучше.
Она произнесла эту фразу на одном дыхании. Трубка не издавала ни звука. Вероятно, бывший муж был поражен до глубины души ее речью. Не зря, не зря Салли Райан так долго вынашивала эти слова! Они назрели, точно самые спелые вишни, и брызнули соком, стоило их прикусить зубами, растеклись ядом по горлу.
— Салли. Салли, когда ты переспала с этим парнем?
— Моя личная жизнь не должна тебя касаться больше.
— Когда, Салли? Когда он пришел к тебе ночью?
Его реакция ей не нравилась. Взгляд бегал по комнате, ища деталь, за которую стоило бы ухватиться, чтобы удержать равновесие. Софа уже не спасала.
— Салли, я знаю тебя, очень хорошо и… Салли, никто не приходил к тебе. Это я принес тебе все документы. Мы давно в разводе, Салли.
Джон слишком часто повторял ее имя, словно это было ругательство или должно было пробудить ото сна.
— Чушь, — прошептала она, хватая телефонный аппарат подмышку. — Чушь. У меня нет никаких документов. Может, ты что-то напутал во время очередного делирия? И украл у меня кольцо? Боже, ты видел время? Ты отвлекаешь меня! Мне еще нужно поймать машину, а тут из-за этих нелепых митингов, клоунады…Сам же знаешь.
Джон хотел было сказать что-то еще, но остался по ту сторону, уступив место привычным гудкам. Чертов алкоголик. Она замерла у трельяжа, оправляя полы пальто. Старые газеты, неоплаченные счета. Салли схватила кипу бумажек, сбрасывая одну за другой вниз, в поисках доказательств своего не безумия.
Казенный лист, пропечатанные буквы. Повторное свидетельство.
Должен быть оригинал. Чужие пальцы по телу. Долбежка ради долбежки. Она нашла смятым квитанцию с прописанной карандашом суммой — оценка заложенного украшения.
Ее первое и последнее колечко от «Тиффани». Салли глубоко вздохнула. По щеке пробежала непрошеная слеза.
Она заглянула под трельяж. Оригинал оказался там. Нетронутый, сложенный в новую прозрачную папку.
Хотелось засмеяться и закричать. Салли провела рукой по лицу, ощущая, как джемпер облепил потную спину.
«Я же… Я же не сумасшедшая».
А еще машину ловить…
***
У дверей студии гудела толпа. В холле было душно, помощница Франклина — молоденькая и не менее смазливая Ширли Вудс, попросила оставить верхнюю одежду в гардеробе, сохранять номерки (Салли выпал сто двадцать второй) и объявила, что у них будет время привести себя в порядок: выпить воды, сходить в уборную, поправить макияж.
Салли сжимала в руке пластмассовый номерок, позволяя ему впиться в ладонь. И чем же ей нравилось раньше ходить по ток-шоу? Эти толпящиеся люди, потные тела, яркий свет софитов, пыль, кружащаяся в воздухе.
Заняв одно из дальних мест, Райан вжалась в спальное кресло. Меньше всего хотелось, чтобы камера захватила ее лицо, искаженное каким-то ужасом. Окружающие чувств не разделяли. Они были так рады — парочка рядом с нескрываемым восхищением смотрели по сторонам, кто-то надеялся произвести незаконную звукозапись, скрывая в громоздком врачебном саквояже диктофон, какая-то женщина махала рукой оркестру.
Скорее бы сбежать.
Под треск переключателя скоростей из воспоминаний Салли судорожно перебирала моменты, когда потеряла контроль над рассудком, снова стала зависимой, одержимой.
Толпа залилась в радостном улюлюканье — под потолком загорелась табличка «аплодисменты».
Мюррей Франклин владел положением. В самом деле, владел. Он удерживал внимание толпы, кидался меткими язвительными шуточками и создавал впечатление того человека, с которым хочется смеяться, но не быть объектом насмешки.
»…Покажем этот клип в последний раз».
Салли захлопала с остальными. Она увидит то, чем так гордился этот странный Артур (хорошо, что он был настоящим, а не плодом ее Готэмских фантазий!); о чем все говорили.
Свет в студии погас, все сконцентрировали внимание на экран. Артур смеялся. Истошно. Как в первую встречу. Не смешная шутка. Они выставили его придворным шутом. Он не понимал об этом.
Салли посмотрела по сторонам, на лица людей, что собрались сегодня в этой студии, возможно, зная гостя программы. Они смеялись над ним, парочка рядом обменивалась комментариями в духе: «Ну и болван».
«Джокер».
Софиты вспыхнули. Это был не Артур, не тот зажатый любитель уродливых курток, только его новое альтер эго — славный малый Джокер. Он вошел в студию пританцовывая, словно бросая вызов собравшимся, никакого стеснения, никакой неловкости за собственное поражение.
Салли ему завидовала и продолжала хлопать. Табличка не угасала.
От его смеха хотелось закрыть уши руками. Как и от несмолкаемого залпа аплодисментов.
— Тук-тук.
Она проворачивала эту шутку с мамой в детстве.
«Тяжелые деньки выдались с тех пор, как… как я убил тех парней».
Салли зачарованно следила за тем, как движутся его губы, как вылетают эти страшные слова. Толпа освистывала его.
«Они были ужасны. Все ужасны в последнее время. Если бы я умирал, вы бы перешагнули, вы даже не замечаете меня».
Ей показалось, что в эту минуту он взглянул на нее, нашел ненавистное лицо в толпе. Райан вжалась в пыльное кресло. Все, все до единого воспоминания стали очень яркими, если в них участвовал мистер комедиант. Вот они у аптеки, в кафе, у студии (где же он там работал?), в больнице, курят рука об руку, лежат на кровати бок о бок, она отворачивается, когда он нависает над ней, закрывает глаза и не может ответить на этот влажный поцелуй, впопыхах уходит, говорит, что не может. Без причины. Просто Артур. Артур Флек, которого она не замечала, сделала личным шутом.
Весели меня, Артур!
Сегодня я опять страдаю по бывшему мужу, Артур! Давай, избавь меня от этого! Давай выпьем кофе, потрахаемся, покурим, лишь бы на зло ему! Бывшему мужу, Джону Райану, которому наплевать, как мне на тебя.
«Что вообще творится на улицах? Там люди просто орут и кричат друг на друга. Никакой цивилизованности!»
Орут и кричат. Перешагнули бы через меня. Сколько раз она спрашивала саму себя, что произойдет после смерти? Что станет с ней, бедной и несчастной крошкой Сал?
Салли вспомнила первый день в Готэме. Не самый первый, а сейчас. Очередной день мусорной забастовки. Таксист чуть не сбил какого-то клоуна. Джокера.
Она чувствовала, как заледенели ладони, как бьется сердце, а во рту предательски пересохло. Что-то должно было произойти, такой монолог, не диалог, должен был подвести какую-то черту.
Пугающая близость неминуемого, очарованность этой кровавой улыбкой. Почти навождение.
«Вы ужасны, Мюррей», — прозвучало как приговор, смертельный диагноз, для которого никогда не найдется лекарства.
«Ты получишь то, что заслужил», — не срывая залпа оваций, на выдохе, точно прыжок в пропасть: