Приукрасила так приукрасила.
Артур не торопился закуривать, зажав между пальцев сигарету, и казалось бы проявил к ней жалость. Повелся на сказку о жестокости мужчины к слабому полу. Впрочем, это было бы на руку, учитывая сложившиеся обстоятельства. Мама бы не оценила этого расчета, напротив, попыталась бы достучаться до нее, напомнить, что все возвращается к нам.
Любовь почему-то нет.
— У меня через два часа выступление в детской городской больнице.
Салли предложила проводить его до работы. Джон никогда не был против вместе проехаться до бизнес-парка. Она любила переплетать их пальцы, накрывать его руку своей, прислоняться виском к плечу. Это создавало чувство защищенности от напастей проклятого города.
Теперь все было иначе.
Артур тащил с собой огромную клетчатую сумку, которую чаще встретишь у мексиканцев, торгующих с рук за китайскими кварталами. Он сказал, что это его реквизит, который пригодится для развлечения больных детей. Мама всегда жертвовала десятку-другую таким фондам и искренне горько плакала, когда читала о неизлечимо больных детях.
Мама, посмотри на меня. Я не хуже, чем они!
Она сказала ему свой адрес, добавив, что может зайти как-нибудь. Например, когда ей снова будет плохо и не спасет ни водка, ни гренадин. Ни бывший муж. Салли попыталась отшутиться, показаться такой беззаботной, начинающей все с чистого листа. Как говорила себе, въезжая в дурацкий город на костях.
Артур натянуто улыбнулся, и в этой гримасе боли было больше, нежели искреннего желания растянуть рот до ушей.
«Радость».
Он так и не выпил кофе.
Комментарий к
Большое спасибо за отзывы. Я, правда, не ожидала такого отклика.
Мне хочется быть с вами честной, так как пишу то, что гложет, честно говоря. И не хочется не оправдать чьи-либо ожидания. Если Вы знакомы с моей писаниной (реклама), то должны знать, что там никто и никогда не живет долго и счастливо. Смерть основных персонажей здесь не встретить, но и какой-то романтики, “прекрасного и возвышенного” ждать не стоит. Даже если и начинает казаться, что все к этому идет.
Не очаровывайтесь, чтобы не разочароваться.
========== Часть 4 ==========
Безработица утомляла.
Под конец дня Салли испытывала упадок сил, будто бы дневные события вроде той активности с поездкой в клуб «Ха-Ха» или покупка малого запаса продуктов, были адским трудом.
Бесплатная ежедневная газета покоилась на трельяже у входной двери. Райан почти вырвала эту газетенку из рук пожилого афроамериканца, который раздавал их у метро. Сегодня говорили об избирательной кампании Томаса Уэйна, точно не существовало больше других кандидатов. Даже первую полосу посвятили этому, пока Готэм продолжал тонуть в отходах.
Она перестала открывать окна перед выходом, боясь, что спертая сырость студии смешается с гнилью продуктов из ресторана через дорогу. Черт бы побрал такое правительство.
Еще один день сгорел, подобно спичке.
Салли Райан так и не развелась.
По дороге в клуб «Ха-Ха», разглядывая эти приторные семейные пары в метро, она подумывала написать очередное письмо Джону. Она хотела начать все сначала, будто бы они только познакомились и впереди у них будет чудесная весна и не менее прекрасное лето. Без холодов и смерти природы.
Оставался вопрос — нужно ли оно было ему. Нет, безусловно, конечно же, нет. Иначе он бы приехал к ней ночью, купил бы завтрак в палатке у метро, довольствовался бы хлопьями и кислым апельсиновым соком, а еще звонил бы. Хоть иногда.
Ее номер, может, и не значился в толстых телефонных справочниках, но был у Уоррена и прописывался на пунктире бланков. Мелко, от руки.
Джон не звонил. Он не звонил, когда Салли была в Нью-Джерси, лишь прислал утешительную открытку, узнав о причинах, побудивших ее вернуться в город детства. Текст был сух, скуп и в духе Джона Райана.
Ее она тоже сохранила. В той же красной папочке.
Ближе к десяти вечера Салли опустошила чемодан, развесив каждое платье, джемпер или костюм на отдельную вешалку. Она хотела подойти к этому как-то творчески, необычно, а потому добавила к джемперам нитки бус. Когда-то это было подарками кузины Джона на свадьбу, а после стало финтом на любой праздник.
Сраное помешательство.
Хотелось чего-то другого. Того, что с ней еще не случалось, черт возьми. Заново переживать эмоции, а не бегать по этому замкнутому кругу. Ей ведь еще и тридцати не было. Двадцати пяти тоже. Или уже было? Она совсем забыла обо всем, что существовало в мире. Кроме бывшего мужа.
Или не забывала? Мама же была реальной. И аборт, и похороны, и эти переезды, бесконечные походы по магазинам, не закрывающийся чемодан, Уоррен. Все же было с ней. И не всегда касалось Джона Райана.
Это были лишь попытки заместить его отсутствие. Порой провальные, а порой и не очень.
Но все они сводились к одному.
От осознания хотелось завыть. Снова. Салли Райан пришла к этому выводу одной из темных ночей, которые — милостивый боже, все ночи были такими! — были лишены снотворного. Эдакого лекарства для забывания, которым Джон никогда не объедался, чего не скажешь о ней.
Не нужно было сюда возвращаться, точно ничего не произошло. Не нужно было разводиться с глазу на глаз, обедать, ужинать. Встречаться.
Она достала маленькую жестяную баночку из косметички. Когда-то в нем был вишневый бальзам для губ, который необходимо было наносить только пальцем или же слюнявить всю упаковку, а это вроде как вредно. Мама где-то читала об этом.
Три алых пилюли. Секонал.
Красные дьявольские пташки, румяна, куколки.
Салли бережно взяла одну из них кончиками пальцев, как пойманную бабочку в ботаническом саду; опасаясь навредить, держась за трепещущие крылышки.
Всего одна таблетка и она уснет. Райан давно не прибегала к ним, поэтому не было никакой нужды повышать дозировку. Алкоголь не совсем выветрился. Она была уверена в том, что спирт продержится в крови еще неделю, минимум. Кто-то пересказал это, кажется, услышанное в одной из многочисленных программ о здоровье.
***
Он стоял на ее пороге, прислонив к дверному проему ту клетчатую сумку. Полный решимости, тень которой ранее и не мелькала на его лице, Артур в один шаг оказался в узкой прихожей. Трельяж пошатнулся.
Салли запомнился больше его напор и то с какой силой захлопнулась дверь, будто бы еще немного и вылетят окна или пожалуются соседи за грохот. В задницу их. Она даже не знала имен и лиц людей, кто спал за стенкой. Может, в этих меблированных студиях уже давно пусто, лишь оседает пыль на идентичный кухонный гарнитур.
Кого она представляла в данный момент? Кого бы хотела? Наверное, никого. Это было так… стихийно. Слово «страстно» никак не перекликалось с этим человеком. С кем угодно, но не с нелюдимым комедиантом, для которого проблемно выстроить диалог не из простых предложений. Будь его воля, то он бы и односложно изъяснялся. Наверное.
И все-таки в этом развязном поцелуе, руках блуждающих по телу было что-то еще. Что-то новое. Эмоции были новыми и походили на банальные рассуждения, нежели на то, о чем следовало бы думать в данный момент. Сконцентрироваться.
Клетчатая скатерть с водоотталкивающим (по заявлению продавщицы) покрытием зашелестела под ней. Вот что имел ввиду агент под словами «где ем, там и трахаюсь». Может, нужно его оттолкнуть? Воскликнуть о чести, о том, что она, Салли Райан, не такая! И еще жена. Но она именно такая, да и не жена больше. Так, лицо из толпы.
Чужие пальцы по бедрам; худые и длинные, сжимающие ее грудь, словно клаксон. Боже, это уже смешно. Она поддавалась на каждое действие, но не стремилась распахнуть глаза, сорвать очередную нелепую жилетку, попотеть с пуговицами на рубашке. Зачем? Салли не хотела к нему прикасаться.