Подобное не нравилось Вижену в людях. В такие моменты в его сознании возникала тень отравляющей мысли: «не было ли и во мнении Альтрона о людях зерна истины?». Синтезоид качнул головой, стараясь абстрагироваться от этих…эмоций.
Как раз в этот момент дверь приоткрылась. Ванда стояла по ту сторону порога, прислонившись к дверному косяку. Черты её лица болезненно заострились, и темная тушь особенно выделяла глаза, красивые, но такие потерянные сейчас. Вновь Ванда выглядела так, как в первые дни пребывания на этой базе – растерянной, опечаленной и невероятно одинокой.
— Это ведь не перестанет быть правдой от того, что я не буду видеть, - сказала она негромко.
— Случившееся не изменится, - кивнул Вижен, всё же сделав несколько шагов через коридор. Теперь их разделял только порог, но ощущение этой границы было как никогда ярким. Вижену оно не понравилось. – Но и правдой то, что они говорят, является не в полной мере. Ты знаешь.
— Неужели? – в тихом вопросе не прозвучало язвительности или той мрачной насмешки, которая иногда появлялась у неё в подобных случаях. Это был просто вопрос, и Ванда – как Вижен понял по её лицу, когда открыл рот, чтобы ответить, - в этом ответе не нуждалась. Она уже ответила для себя.
— Я буду в порядке, обещаю, – колдунья улыбнулась и прикрыла дверь, воздвигая между ними ещё одну границу.
Вижен какое-то время стоял на месте, касаясь кончиками пальцев двери и пытаясь понять природу этого неприятного ощущения преграды. Заметивший его Стив сказал тогда короткое: «на некоторые вещи нужно время», и выглядел вполне убежденным, но Вижен помнил, что случилось в последний раз, когда все думали, что Ванде нужно только время. Это воспоминание неприятно рябило в голове, заставляя аналитические программы генерировать всё новые варианты развития событий, и ни один из вероятных не нравился синтезоиду.
Впрочем, всё то, что происходило вокруг, ему также нравилось всё меньше. Последствия произошедшего в Лагосе легли перед ними тяжелым томом Заковианского соглашения. В параграфах этого документа была логика и смысл, они даже казались возможным ответом на те пугающие расчеты, которые Вижен вел в уме. В рядах букв на этих страницах пряталась схема, способная упорядочить хаос, с каждым днем раскручивающийся всё сильнее.
Однако, эта четкая, понятная система пришлась по вкусу далеко не всем. Спор, произошедший между Мстителями, Вижен хорошо запомнил. Он внимательно слушал доводы, и с каждой новой репликой кого-то из команды в нем крепло ощущение границы, проступающей между ними. Разделяющей.
Тони ратовал за договор из чувства вины, это было видно даже Вижену. Не смотря на всю свою браваду и образ человека, которому никто не указ, некоторые удары Тони Старк держать не мог. Наверное, люди сказали бы, что внутри Железный Человек не такой уж железный. Он поступал так всегда: осознав – хоть этот вывод и был довольно простым – что его оружие приносит в мир ещё больше хаоса, он перестал его создавать; поняв, что планета – и его друзья – находятся в постоянной, смертельной опасности, он попытался создать защиту, пусть и выбрал неверные средства; увидев, что бессистемные действия команды наносят вред – он принял решение подчиниться, хотя подчинение явно было не в его характере.
Вижен наклонил голову, размышляя об этом. Действия Тони Старка на первый взгляд выглядели логично, они отлично укладывались в схему: «обнаружение проблемы – поиск решения – устранение проблемы». Но в то же время синтезоид видел, что во всех этих случаях отнюдь не логика руководила действиями Тони. Во всех своих поступках он подчинялся эмоциям и только им. Не трезвый расчет, а лишь реагирование на что-то, с чем невозможно было ужиться.
Стив придерживался иной точки зрения. Он осознавал последствия, но, похоже, готов был принять их и отвечать за них, но не уступать. Вижен не понимал, чем продиктовано это упрямство: было ли дело в том, что Капитан считал определенный процент жертв допустимым? Быть может, но в то же время он всегда стремился спасти всех, кого возможно, это должно было бы подтолкнуть его к обдумыванию предложенного варианта, но нынешний лидер команды выглядел непримиримым. Возможно, дело было в доверии? В огромном доверии тем, с кем он работал, и в недостаточном доверии всем остальным? Это тоже было эмоциями. И именно на эмоциях основывались суждения ссорившихся Роуди и Сэма.
Почему договор поддержала Наташа, Вижен совершенно не представлял и даже не мог предположить, насколько эта поддержка была искренней. Всё то, что синтезоид знал о шпионке – о её былой службе, о её работе, о её принципах – позволяло сделать вывод: Наташа Романофф находится только там, где хочет находиться, и следует приказам ровно до того момента, пока считает это необходимым. Считала ли она Заковианский договор рациональным или и её суждение сложилось из хитросплетения порывов? Людьми правили эмоции. Всегда, даже когда поначалу казалось иначе. И именно из-за этого так сложно было предугадать последствия их действий, просчитать опасности, хоть как-то упорядочить хаос.
А Ванда… Ванда вообще устранилась от этого вопроса. Она не высказывалась ни за, ни против. Единственной её репликой была фраза «Они придут за мной». Тогда ответ сорвался с губ Вижена сам собой, и он был правдивым, но уже спустя мгновение синтезоид понял, что в действительности Ванда не выглядела напуганной. Или же, напуганной этим. Она вслушивалась в спор, но чаще обычного опускала взгляд, глядя на свои руки, и в эти моменты будто проваливалась внутрь себя, как и тогда, в первые дни их знакомства.
Они так и не нашли решения, ситуация замерла, повиснув в воздухе. Хрупкое равновесие, которое неизбежно должно было обрушиться. Затишье перед бурей.
Вижен и Ванда пережидали его на базе Мстителей. Всего несколько дней, но они растянулись в вечность. Синтезоиду не нравилось быть её тюремщиком, хоть Тони и привел для такого положения дел вполне обоснованные доводы. К тому же Вижен полагал, что Ванда разозлится из-за этого, такой вывод был самым закономерным, исходя из особенностей её характера, но расчеты в очередной раз дали сбой.
Ведьме будто было всё равно. Лишь раз она попыталась уйти, но даже тогда не стала настаивать, поняв, что действительно пребывает в заключении. Погрузившись в размышления, она превратилась в призрак самой себя, и Вижену даже приходилось напоминать ей о необходимости есть и спать. Всемирная паутина предоставляла широкий спектр примеров, когда люди в подавленном состоянии намеренно отказывались от еды, наказывая себя, но Ванда, казалось, просто забывала, что ей это необходимо. А Вижен никак не мог понять, почему это вызывает у него неприятные ощущения узнавания.
Озарение пришло однажды вечером, когда Ванда, вновь погрузившись в свой странный анабиоз, лениво шевелила пальцами, пропуская между ними прядь силы. Вижен так и не смог вычислить, что именно в этой картине навело его на мысль, но он отчетливо вспомнил её рассказ, прозвучавший в больничной палате. Рассказ о том, как она пыталась вдохнуть жизнь в видение Пьетро. Её магия была невероятно сильна и могла обращаться как вовне, так и внутрь. Эта мысль холодком пробежала по электронным контактам внутри.
— Ты не должна позволять этому поглощать себя, Ванда, – сказал Вижен, тихо подходя к ней следующим вечером.
— Это была моя вина. Ты знаешь. – Она не обернулась, но и повышающегося напряжения не чувствовалось.
— Нет.
— Ты сам сказал про конец света.
— Да, сказал. Так и есть. Система не совершенна, мы должны преобразовать её, чтобы снизить риски. Но я говорил о системе в целом, не о том, что произошло.