Когда мы проходили мимо Астрид, она перехватила свободную руку Ники, заставив меня остановиться вместе с ней. Обернувшись, я предупредил:
– Отпусти!
Но мать Миранды сделал вид, что не слышала, сосредоточив все внимание на наследнице Драконов.
– Мой тебе совет, деточка… – начала Астрид.
– Я сказал: отпусти, – повторил, шагнув к ней, и высвободил Ники из ее хватки.
– Беги! – прокричала она нам вслед. – Беги, пока не стало поздно!
И вот мы уже вышли за дверь, навстречу ночной прохладе столицы.
Идиот. Чертов идиот. Какого хрена поперся именно сюда?
Стремясь убраться как можно дальше, я тащил Ники за собой вниз по улице, пока она не уперлась ногами в землю, пытаясь меня остановить. Когда у нее ничего не вышло, в дело вступил крик:
– Майк! Да остановись ты уже. Мне больно! – заорала она, дернув рукой, которую я сжимал тисками.
Проклятье.
Резко затормозив, я отпустил. Николетта отошла от меня, потирая запястье и глядя так, будто перед ней настоящий псих.
Может, так оно и есть.
Прикрыв веки, я вновь увидел перед собой искаженное яростью лицо Астрид.
– Сука! – заорал я, распахнув глаза, и со всей дури пнул стоящую возле закрытого цветочного салона урну. Содержимое разлетелось по асфальту, а Николетта вздрогнула, отступив еще на шаг.
Я ненавидел Астрид, как и Лиама. Даже при жизни дочери они видели во мне не более чем грязь, въевшуюся в их идеальную, белоснежную жизнь. Запрокинув голову, взглянул на ночное небо и мысленно обратился к Миранде, заявив, что ее мать все та же бездушная стерва.
Я достал из кармана пачку сигарет и закурил, затем повернулся к Николетте, которая все это время продолжала наблюдать за мной.
– Кто эта женщина? – тихо поинтересовалась она, продолжая сохранять дистанцию.
– Никто. Отголосок прошлого.
– Почему она назвала тебя убийцей? Что ты сделал?
Затянувшись, я прищурился, раздумывая, насколько откровенно готов ответить. Мне не хотелось рассказывать Ники про Миранду. К чему ей знать? Она и без того осторожничает со мной.
– Она винит меня в смерти своей дочери, – ответил я, не уточняя характер наших отношений с последней.
– И ты действительно причастен? – спросила Николетта, поежившись от очередного порыва ветра, и обхватила себя руками.
Докурив, я затушил сигарету. Затем снял пиджак и направился к Ники. Я заметил, как она едва дернулась, будто желая отступить, но силой воли заставила себя остаться на месте.
Подойдя, я накинул пиджак ей на плечи, а затем притянул к себе. Она уперлась ладонями мне в грудь, не давая полностью обнять. Но и этого достаточно. Я просто не хотел встречаться с ней взглядом, произнося следующие слова:
– Нет. Я ее не убивал, – сказал ровным тоном. И даже не соврал. Я и пальцем не тронул Миранду. Не то чтобы это как-то умаляло мою вину…
Плечи Николетты заметно расслабились, и она, перестав сопротивляться, сама прижалась к моей груди.
– Ты же не врешь? – тихо спросила девчонка, побуждавшая меня совершать глупости.
Мой пульс ускорился. В ее голосе прозвучал оттенок горечи. Жизнь во лжи всегда накладывает отпечаток, не позволяя до конца довериться, особенно кому-то новому. Обрекает на паранойю. И хотя я не мог позволить себе стопроцентную искренность, пополнять ряды откровенных лжецов тоже не планировал.
Когда на нас налетел новый порыв ветра и Ники сильнее вжалась в меня, я услышал отдаленный смех. Он звучал будто из-под воды. Мелодичный, до боли знакомый.
Я зажмурился.
Только не снова.
Следом за смехом поток воздуха донес до меня слова, пропитанные желчью, но произнесенные некогда родным голосом: «Отдай ее мне».
– Нет, – выдавил я, одновременно отвечая на вопрос Николетты и просьбу мерещившегося мне фантома Миранды. Сильнее стиснув в объятиях девчонку, я вдохнул ее аромат, стараясь прогнать удушливое чужеродное присутствие непрошеного гостя в сознании.
Когда ветер стих, растворив в последнем порыве злобный смех, я отстранился от Николетты и рефлекторно прижал руку к груди, нащупывая под рубашкой кулон, который практически никогда не снимал. Однажды доктор Миллер сказал, что в моменты, когда разум от меня ускользает, я должен держаться за якорь. Человека или предмет, способный напомнить, кто я. И таким предметом стал старый кулон с двумя перекрещенными знаками бесконечности. Долгое время я носил его скорее по привычке. И вот, кажется, он снова понадобился…
– Майк?
Николетта взяла меня за руку, вырывая из мыслей.
– Да? – спросил я, растерянно глядя в зеленые глаза оттенка мха под лучами утреннего солнца, в которых плескалось беспокойство.