– Только положи оружие. – С этими словами Гор отступил в сторону лабораторного пульта и нажатием кнопки освободил Женевьеву от оков. Все-таки он считал, что обязан сам это сделать – он, ее невольный тюремщик. Лосев позади шумно перевел дух.
Гор наблюдал, как Край осторожно прикасается к своей женщине, словно боясь причинить ей лишнюю боль, как хочет отлепить с ее губ пластырь, но она делает это сама, одним резким рывком (сразу видно хирурга), и утопает в его руках, прячет голову на груди, забывая о пережитых боли и ужасе, о потных рылах, похищавших ее, убивавших, продававших, менявших и опять убивавших, ставя над ней опыты, каких не вынесло бы ни одно смертное живое существо…
Гор не все сказал Краю. Он не забыл о своем вопросе, мучившем его с того самого момента, как на его стол легла бумага с двуглавым орлом – суровый и, говоря по чести, не слишком-то справедливый приговор об отставке. Да что там – подлый, предательский, бесчестный приговор. Самое важное, что ему тогда хотелось узнать, – как можно стать ронином и не сойти с ума, может ли существовать цель или стимул, способный сохранить от безумия мозг, прорвавшийся через каскады блокировок, разбитый ими, перемешавшийся с их обломками?
Но он его так и не задал и понимал, что уже не задаст. Потому что теперь он, кажется, знал ответ.
Особая благодарность Кириллу Арабаджиеву за идею сюжета.