– Я дам тебе много золота, – испуганно сказал король. – Ты забудешь ее. Не печалься, Айзек. Ты лучший палач короля.
– Уже нет, – возразил Айзек. – Я был им до сегодняшнего дня. Я своими руками лишил себя счастья. Я недостоин жить.
Сказав это, инквизитор встряхнул кистью и схватил выпавшее из рукава лезвие, какие носят наемные убийцы, и замахнулся, и бросил его в короля, и попал ему прямо в правый глаз. И Бертран Великий пал замертво на троне своем.
Тогда же вышел Айзек из покоев мертвого короля, и отправился к реке. И взобрался на край моста, глядя в реку, и показалось ему, что он видит в воде лицо своей любимой, и слышит голос, который зовет его вниз.
И закрыл глаза инквизитор, и сделал шаг вниз, к любимой своей, и захлебнулся, и потонул в водах. И пал король от рук женщины, как и завещала Каина, и пал сам Айзек от любви к этой женщине и от ужаса перед грехом своим.
МАНЕКЕН
Олси не любила ходить по магазинам. И не потому, что ей не нравилось делать покупки. Просто в каждом супермаркете, в каждом бутике, куда бы ни привела ее мама или подруга, стояли они. Манекены.
По причинам, непонятным ни ей, ни окружающим, Олси не могла долго находиться рядом с ними. Отчего-то эти безобидные изделия из пластика в форме человека пугали ее, заставляли вздрагивать от холодка, пробегающего по шее, и отводить глаза. Но даже если Олси отворачивалась полностью, она не могла отделаться от тревоги и ощущения, будто за ней внимательно следят. Манекен стоял сзади и смотрел ей в спину. Так чувствительно ее кожа не реагировала больше ни на чье присутствие, а мозг не создавал предчувствия угрозы и желания защищаться ни из-за кого, кроме пластиковых клонов людей.
Увидев манекена, Олси становилась тревожна и взбудоражена. То и дело она кидала быстрый взгляд на человека-вешалку, уверенная в том, что поймает его с поличным. Но манекены как будто все предугадывали наперед, а потому всегда успевали отвести глаза еще до того, как Олси бросит на них неожиданный взгляд.
Олси было тринадцать лет. И несмотря на то, что еще ни разу не получила доказательств собственной теории, она была уверена, что на самом деле в этом одетом пластике есть жизнь, только не обычная, человеческая искорка, а нечто мистическое и искусственно вселенное, от дьявола. Только она никому об этом не рассказывала. Теперь не рассказывала. Полгода назад она решилась поговорить об этом с мамой и до сих пор помнила ее реакцию. Миссис Николсон сначала усмехнулась, решив, что это шутка, но увидев, что ее дочь серьезна, задумалась о детском психологе.
Через неделю Олси пришлось пройти сеанс у платного психиатра, еще через неделю – следующий. Олси догадалась, что это никогда не кончится, если она продолжит настаивать на своем. Ей пришлось соврать, что теперь она не боится манекенов, не считает их живыми, никаких неприятных ощущений в их присутствии не испытывает. Что все это было выдумкой под впечатлением от чтения комиксов. И сеансы прекратились.
Ей пришлось притворяться все оставшееся время, чтобы все это не повторилось вновь. Не хотелось снова отвечать на бесконечный ряд вопросов женщины в белом халате и с блокнотом, которой было совершенно все равно на очевидный факт: манекены живые, они двигаются и смотрят на нас, пока мы не видим этого. Эту женщину вряд ли волновало что-то, кроме денег миссис Николсон.
А еще у Олси никогда не было кукол и мягких игрушек. Потому что иногда ей казалось, что их блестящие глазки слишком влажные, как у человека, и в любой момент могут пошевелиться. Олси одновременно хотела и не хотела увидеть это. С одной стороны, она бы получила несомненное доказательство своей правоты, а с другой – кто бы в это поверил? Да и как жить дальше, зная такую страшную тайну и делая вид, что все в порядке? Наивное неведение в некотором роде даже лучше, чем ужасное знание, которое потом не позволит тебе сомкнуть глаз по ночам.
Однажды подруги позвали Олси подышать свежим воздухом. Встретившись, девочки пошли в сторону всеми известной спортплощадки, что находилась неподалеку от торгового центра «Ишимура». Он назывался так странно, потому что, по словам мамы, владельцем был «какой-то приезжий японец» по имени Тху Лао. Дети, которые приходили на спортплощадку, никогда не видели его своими глазами. Его вообще мало кто видел.
«Снова эти двое здесь сидят», – подумала Олси, увидев мужчин, которые всегда сидели на скамье рядом со спортплощадкой, в какое бы время она сюда ни приходила. Мужчины разговаривали, иногда играли в карты, иногда – в шахматы, а порой просто сидели молча, встречая закат в компании друг друга. Странно, что никто из ребят никогда с ними не здоровался и даже внимания не обращал, будто этих двоих не существовало. Должно быть, думала Олси, все настолько привыкли к ним, что уже считают за неодушевленные предметы, вроде ваз или другого декора. Олси никогда и ни с кем из своих друзей еще не говорила об этих людях, да и не считала нужным. Всего лишь два друга, которые, возможно, живут где-то неподалеку и любят проводить время вместе, наблюдая за детьми.