На входе застыл высокий статный мужчина в сияющем белом костюме поверх угольно-черной сорочки; лицо его скрывала туго прилегающая к коже черная маска с вырезами для глаз и рта в виде узких прямоугольных щелей; темные волосы рассыпались в небрежном зачесе назад; весь он сиял и светился чем-то дерзким и притягательным, но не поддающимся описанию. Раздался «ах», и следом – грохот. Какая-то девица свалилась на пол от переизбытка чувств. Поднимать ее, однако, никто не торопился.
Человек в маске, выждав для эффекта еще несколько мгновений, стал медленно спускаться по широким каменным ступеням. Его шаги были плавными и размеренными, как и все движения, которые он совершал. Это гипнотизировало. Вырвавшись из оцепенения, несколько самых смелых ринулись к нему, чтобы первыми завести разговор и сопроводить дорогого гостя. Потихоньку пришли в себя и остальные. После расставания все были с новой силой ошеломлены красотой этого человека. Все, не исключая виновницу торжества.
Но местное развлечение прибыло, и люди спешили воспользоваться этим. Все потекло, как и всегда – приветствия, любезности, расспросы, оживленные беседы, взаимный обмен комплиментами, улыбками и шутками. Целая толпа окружила человека в маске, задавая вопросы и жаждая получить ответы на каждый из них. Дамы кокетничали, обмахивались веерами, строили глазки – в общем, вытворяли что угодно, чтобы обратить на себя внимание Маски. Но тот, как и всегда, был одинаково приветлив ко всем, одинаково терпелив и доброжелателен – не ставя никого выше либо ниже остальных, он успевал угождать всем и очаровывать всех собою. Случилось еще несколько обмороков, впрочем, девушки быстро приходили в себя, страшась потерять время, которое можно потратить на беседу с нашим героем вместо лежания на холодном полу.
Но когда первый поток вопросов иссяк, а истории о чужом государстве и его нравах были рассказаны, утолив любопытство слушателей, и гости впервые замолкли более чем на пять секунд, человек в маске воспользовался этой передышкой, чтобы обратиться к королю.
– Я прибыл сегодня сюда, – начал он своим чарующим голосом, повернувшись всем корпусом в сторону трона, и все вокруг внимали одному ему, – чтобы почтить своим визитом нашего доброго короля – Августа Леграна, а также всю его семью. В особенности – юную и прекрасную Моник Легран, чей день рождения стал поводом для этого бала.
Сказав это, человек в маске почтительно склонил голову, выражая королю свое приветствие и уважение. Август Легран поднялся.
– Что ж, я очень рад наблюдать тебя сегодня у себя в гостях. Не побоюсь сказать, что это честь для меня. Однако же позволь узнать: неужто соседнее королевство уже наскучило тебе? – в вопросе была скрыта ирония и небольшая обида, но человек в маске отнесся к этому спокойно и отвечал своим прежним размеренным тоном, каким отвечал всем:
– Не могло не наскучить, мой король: место, где изо всех сил пытаются раскрыть мою личность, быстро мне надоедает. Но я сегодня среди вас не только поэтому, – за этими словами последовало небольшая пауза, в течение которой слуга человека в маске подошел к хозяину и отдал тому коробочку. – Разрешите лично поздравить вашу дочь, достопочтенный король. Это будет честью для меня.
– Разрешаю, – усмехнулся король и присел на свое место. Подскочила его дочь, сидящая на троне чуть ниже справа – пунцовая, взволнованная, прячущая что-то маленькое в своей синей атласной перчатке.
– Моник Легран, в честь вашего девятнадцатилетия позвольте от чистого сердца преподнести вам мой скромный подарок, – произнося это, человек в маске поднимался по ступеням, устланным широким красным ковром.
Вся зала затаила дыхание. Достигнув одного уровня с именинницей, Маска, поклонившись сам и склонив голову перед дивной красотой девушки, протянул свою коробочку. Моник Легран со степенностью будущей королевы положила свои руки на ладони дарителя и приняла подарок. Человек в маске поспешил удалиться обратно в залу, успевая спрятать в карман то, что передала ему Моник Легран, пока никто не видел.
Позже, выгадав минутку наедине с собой, Маска достал крохотную записку и прочел ее. Он не удивился – он этого не умел. Содержимое записки скорее пробудило в нем злорадство и жажду. Еще одна жертва любопытства летит на огонь, чтобы сгореть в нем дотла, – подумал он напоследок и отправился к толпе – играть свою обычную роль. Уничтожив улику в огне свечи, он весь оставшийся вечер находился в предвкушении ночи.