Следующая мысль, которая посетила умную голову была о том, что можно переждать до утра в каком-нибудь круглосуточном заведении поблизости. Лекс отстранился от решетки ворот и медленно совершил полный оборот вокруг своей оси. Едва обозначившаяся от очередной всерхгениальной мысли улыбка медленно погасла. Захотелось совершить второй и третий, и четвертый обороты, надеясь, что тогда что-нибудь изменится. Но ничего не изменилось бы, ведь попросту нечему было меняться, по крайней мере в обозримом пространстве, кроме разве что гостиницы за надежным трехметровым, по прикидке Лекса, забором, и вереницы фонарей, плавно заворачивающих куда-то в сторону. С другой стороны от вереницы просто ничего не было. Вариант с тем, чтобы поискать другую гостиницу отпал сам собой. Если она и была где-то в этом городе, то вряд ли поблизости. А искать ее наобум в такой мороз может закончиться одним обледенелым индивидом в сугробе.
Между тем по телу Лекса пробежал холодок, и отнюдь не от страха, если только это не страх замерзнуть насмерть, да еще и черти где. Кусачий морозец забрался под слишком легкую куртку, и даже начал проникать в ботинки. Лекс был одет достаточно тепло, но на прогулки на сорокоградусном морозе он не рассчитывал, так как собирался переехать в куда более теплые края.
Медленно повернувшись обратно к воротам, он в сердцах схватился за прутья и принялся трясти откатную, судя по строению, воротину. И почти сразу пожалел об этом, так как был без перчаток. И без того замерзшие руки и вовсе заледенели. Припомнив с два десятка разнообразных нецензурных слов, Лекс затолкал руки в карманы и старательно ссутулился, чтобы прикрыть уши воротником. Да-да. Он был и без шапки. Вообще-то шапка у него имелась, и даже шарф был, с перчатками ему под цвет, но где-то на дне одной из сумок, а рыться сейчас в поисках всего этого не хотелось. Вообще не хотелось доставать руки из карманов, или еще как-то шевелиться. Но надо было. Все же замерзнуть в движении куда сложнее, чем без.
Встряхнувшись, Лекс наигранно бодро вынул из внутреннего кармана телефон, убедился, что в этой параллельной реальности неведомо где затерянного городка на букву “Н” имеется хороший сотовый сигнал, и принялся сначала искать в телефоне приложение с картой, чтобы выяснить номер телефона этой гостиницы, чтобы позвонить туда, или же отыскать другую ближайшую гостиницу, и уже туда звонить, а потом и идти.
Затем он пытался вспомнить, как включить геолокацию, отключенную ранее, точнее уже накануне для экономии заряда при столь длительном путешествии поездом, которое предполагалось. Без нее он вряд ли смог бы найти, где находится - не обшаривать же всю местность вдоль железной дороги, до этого прикинув, сколько они могли проехать за прошедшее время. Еще бы сообразить, сколько прошло. Потом не особо охотно карта загружалась, но все же загружалась.
Городок и правда больше всего походил на висящую на гвозде кишку, а рядом располагалась еще одна кишка, изображающая реку. Синяя точка, указывающая на местоположение Лекса несколько раз перепрыгнула с одного места на другое, пока прогрузилось все, что нужно. И вот она, наконец, оказалась перед большим прямоугольником не особо прямоугольной формы. Прямоугольник поменьше более правильной формы был подписан как “Гостиница “Неведомая”. То же самое значилось и на вывеске, которую из-за кустов было сложно разглядеть.
- Ну, наконец-то, - буркнул Лекс, заледеневшими пальцами передвигая карту, пытаясь увеличить масштаб, чтобы суметь ткнуть на номер здания, надеясь тем самым вызвать справку с информацией по этой самой злосчастной гостинице, чтобы ее черт побрал. - Не могли название для гостиницы получше придумать? Вот спросят у меня, где ты был, и что мне отвечать? Неведого где?
Лексу, благополучно позабывшему название городка меньше чем через минуту сложно было сопоставить названия города и гостиницы, а понять, что название “Неведомово” и “Неведомая” вполне дополняют друг друга. Да и не на ровном месте они возникли.
Глава 9. Лекс свернул не туда
Смартфон в голых замерзающих руках все больше леденел и даже казалось, что если он упадет, то не просто разобъется, но непременно вдребезги на тысячи крохотных осколков, которые разглетятся поветру.