Настя шла рядышком, манерно взяв его под руку, смешно по-балетному выворачивая ноги, и беспрерывно щебетала. О том, о сём, Гриша половину пропускал мимо ушей, половину – мимо мозгов, невпопад отвечая, а чаще всего отмалчиваясь. А весёлой птичке и не надо было, чтоб он отвечал. Она ни о чём не расспрашивала, за то без умолку рассказывала о себе, о своих знакомых и подругах, о новых фильмах и книгах, о погоде, о последнем альбоме Гребенщикова и прочее, прочее. Улицы были не по-майски пустынны, точно все разом прильнули к телеэкранам и забыли выйти подышать тёплым весенним воздухом. Ни парочек на скамейках, ни бабулек с собачками, ни подвыпивших компаний, возвращающихся с вечеринки. Было тихо. Гриша про себя отметил эту странность вечера, но забыл спросить, а что случилось. Много позже, сопоставив газетные материалы, городские слухи и даты, он выяснит для себя, что как раз в эти дни радиоактивное облако от Чернобыля должно было растечься невидимым зонтиком над родным городом, а, главное, именно теперь, спустя почти полмесяца после катастрофы горожане узнали всю правду о ней и, видимо поэтому стали воздерживаться от лишних прогулок, сидя взаперти с плотно прикрытыми окнами и форточками. Тем вечером до тихой паники населения и Грише и Насте было так далеко!
Они миновали несколько кварталов, пересекли наполненный ароматами первой весенней зелени сад, где набухали первые ветки сирени, и оказались у подъезда Настиного дома. Окна её квартиры на 4-м этаже с балконом были темны. Поскольку времени было за полночь, Гриша резонно предположил, что её домашние спят, и приготовился галантно раскланяться и бежать домой, к матери: она уж точно не спит! Но Настя, загадочно улыбаясь, взяла его за плечо и громко спросила:
– Ты куда-нибудь торопишься?
– Вообще-то, детское время закончилось…
– А взрослое ещё не наступило, – с лукавой искринкой в голосе закончила девушка, – Ты не беспокойся, никого не потревожим, – и мягко потянула молодого человека в сторону подъезда.
– В каком смысле? – задал глупый вопрос Гриша, а сам подумал: «Чертовщина какая-то! За несколько дней на гражданке второй раз сталкиваюсь с проявлениями активности со стороны женского пола и не знаю, что с этим делать!» Настя пояснила:
– У меня никого. Мои в отъезде, вернутся нескоро. А одной мне страшно. – Последняя фраза прозвучала на редкость убедительно, даже представилось, какие ночные кошмары посещают бедную Настю в пустой тёмной квартире. Забавно!
– Пошли, – решительно сказал Гриша, перехватывая девушку под руку и решительно направляясь в подъезд. В конце концов, не повторять же давешней глупости в поезде! Тоже мне, «бухарь-собеседник». Всему своё время! Дело молодое…
Настя проследовала за ним в сумрак подъезда, который, как это частенько и бывает, не освещался ни единой лампочкой, и Гриша не мог видеть, как за его спиной почти хищным сладострастным блеском сверкнули её глаза.
Они поднялись на этаж молча. Девушка отперла дверь и первой вошла, на ходу скидывая плащ, который, по её замыслу, должен был подхватить на лету следовавший за нею молодой человек и повесить на крючок гардероба. Выключатель щёлкнул только тогда, когда входная дверь захлопнулась, и Гриша с плащом своей спутницы в руках застыл, пытаясь в кромешной тьме прихожей сориентироваться, куда деваться дальше. Вспыхнувший свет больно ударил по глазам, и оба зажмурились. За время прогулки по ночному городу и подъёма по темной лестнице пятиэтажки и он, и она отвыкли от яркого освещения, а бра на стене выдавала ватт сто пятьдесят, не меньше. Настя улыбнулась, проводя рукою по глазам, точно отгоняя лишний свет, и сказала: