- Старый чонсель разграбил наш дом. Они забрали всё.
- Шакалы! – сказал Станнис. – Но, может быть, не всё было утрачено. В стенах моей комнаты есть тайники. Я знаю о твоей неприязни к Искусству…
Что бы он ни собирался сказать дальше, слова остались запертыми в его глотке, когда Станнисом овладели какие-то подчиняющие чары.
- Оставь это мне, - сказал Раду. – Я приготовлю достойный приём твоему господину.
Предсмертный вздох солнца ещё держался на горизонте, когда в районе складов стал раздаваться стук ставень, а фонарщики принялись расхаживать от столба к столбу. Тут и там торопились домой после долгого летнего дня возничие в мокрой от жары одежде.
Раду прислонился к косой крыше, прислушиваясь к спору, доносящемуся из окна мансарды на улицу внизу.
- У себя дома я такого не потерплю! – ревел мужчина с усталым голосом. – Под этим твоим свинарником живут моя жена и дочь!
- Если бы ты иногда отправлял домработницу… - запротестовал мужчина помладше.
- О нет. После того, что ты сделал с последней – ни за что.
Мужчина помладше захихикал.
- Столь чувствительному созданию не следовало беспокоить художника, охваченного порывом артистической страсти.
- Эти… вещи. Представить не могу, как ты можешь звать их «искусством».
- Ты, мой абсолютно тупой братец, не можешь. У тебя нет и намёка на воображение. Вы должны поблагодарить меня, что я создаю нашей семье какую-то репутацию, кроме репутации пира…
- Даже не смей произносить это слово! Ты невыносим, со своими омерзительными картинами, шлюхами и… что это за запах? Снова дьявольская трава? У тебя губы синие, как ежевика. Ты сказал мне, что перестал принимать санниш.
- О, так ведь я перестал, Ласкар. Я обнаружил, что баккаран действует дольше, и благодаря ему даже ты кажешься куда более приятной компанией. Не хочешь попробовать?
Ласкар задохнулся от возмущения. Подслушивающий за окном Раду повернулся на раздавшийся в переулке внизу смех. Там стоял крепкий моряк, отхлёбывающий из оловянной фляги и прислушиваясь к неожиданному источнику развлечения. Его руки были исполосаны шрамами, а у сабли на поясе был простой и ухоженный вид клинка опытного воина. Его кучерявые волосы были ещё мокрыми от подавляющей дневной жары.
Раду подошёл к краю крыши и перевалил через него, повиснув на здоровой руке, прежде чем спрыгнуть на землю. Он приземлился с грацией танцора.
Моряк уставился на внезапного гостя. Он прищурился, увидев маску и глухой плащ Раду, затем ухмыльнулся и протянул ему флягу.
- Только послушай этих двоих. Они вечно так.
Раду достал свой клинок и резко отсалютовал; жест угрозы, а не уважения.
- Да ты шутишь! – воскликнул у него в голове Чейни. – Этот парень просто проходил мимо и хотел посмеяться.
Моряк же вовсе не протестовал. Он бросил флягу и выхватил саблю из ножен. Он плюнул под ноги Раду.
- Разбойник! Мой жалкий кошелёк тебе не достанется, зато я дам тебе кое-что другое.
Он бросился вперёд, рубанув противника по голове.
Раду уклонился от атаки и сделал два быстрых разреза, когда моряк пролетел мимо. К шрамам на плотных запястьях моряка присоединились две ярких раны.
- Великий плясун Ильматер! – воскликнул Чейни. – Да пожалей ты беднягу. Он наполовину пьян и даже трезвым тебе не ровня. Отпусти его, Мальвин.
Раду ответил, подрезав моряку сухожилия ещё прежде, чем тот успел обернуться к нему. Моряк рухнул на мостовую и Раду ударил снова, пронзив его горло. С мучительным клёкотом и фонтанчиком артериальной крови мужчина упал и приступил к торопливой задаче умереть.
Мечник вытер лезвие и вернул его в ножны. Он направился прочь от убитого им мужчины.
- Проклятый мясник, - пробормотал его призрак. – Безжалостный ублюдок. Боги! Помоги мне, Раду. У меня закончились имена для тебя.
Мечник не ответил, но неожиданно замер на месте. Его голова дёрнулась вбок, как будто его только что ударил в лицо невидимый кулак.
- Что? – спросил призрак. – Что случи… ульп!
Позади них труп моряка растворился молочно-белой дымкой, его жидкие составляющие за несколько секунд превратились в дымчатый осадок, который пополз по камням, словно туман. Он скользнул за своим убийцей, взметнулся и промедлил, как свернувшаяся для броска змея, и наконец хлынул разом сквозь кожаный плащ и одежду под ним – прямо в тело мужчины.
Челюсть Раду со стуком захлопнулась, и он затрясся, как будто пронзённый молнией. Он не издал ни звука, но вой в его сознании угрожал расколоть череп изнутри.