Дожидаясь вызова, я проверил голосовую почту. Сообщений пришло два. Первое от Кевина, моего редактора: «Хочется узнать, как продвигается статья. Позвони, когда выдастся свободная минутка, и мы сможем поговорить». Он положил трубку не попрощавшись. Типично. Второе сообщение оставила Саманта. Хотела напомнить мне, что завтра я должен прибыть к ней на сеанс акупунктуры. «Я чувствую, что должна активно поработать над твоим меридианом желчного пузыря».
Чтобы отвлечься, я принялся просматривать телефонные номера в записной книжке мобильника. Нашел номер, по которому не звонил несколько лет. Оставалось гадать, ответят ли по нему и теперь. Луиза Элперс, психотерапевт по семейным проблемам. В моей телефонной книжке значилась как «мозговед». После смерти Энни я несколько раз приходил к ней, чтобы она помогла мне справиться с горем. Я помню, как она сказала мне, что я обожествляю Энни и это совершенно нормально, но мне это никакой пользы не принесет.
Через неделю после смерти Энни я устроил себе поездку куда глаза глядят. Пошел в «Костко», купил вяленого мяса, четырехфунтовый пакет арахиса, ящик «Доктора Пеппера». И погнал. Ехал девять часов на восток, подальше от океана. Добрался до Литэма, где-то в Неваде, поселка с населением в восемьсот четырнадцать человек. Автозаправочная станция находилась рядом с придорожным ресторанчиком. Похоже, принадлежали оба заведения одному человеку, поскольку назывался этот комплекс «Бензин-и-стейк».
Два подростка, мальчик и девочка, флиртовали и дурачились. Мальчик сунул руку за пояс, достал ярко-зеленый водяной пистолет, выстрелил. Девочка закрыла глаза, заверещала от удовольствия. Бросилась на мальчика и обняла его. Начала целовать. Я же зарыдал и не мог остановиться, пока заправщик не попросил меня отъехать от колонки и не задерживать других.
Ко мне подошел коп:
— Лейтенант Аравело вас ждет.
Как журналист, я всегда занимал выигрышную позицию, когда дело касалось интервью. Именно я задавал вопросы. Я, конечно, мог не обладать тем богатством и властью, что интервьюируемый, но тот факт, что материал пишу я, давал мне неоспоримое преимущество. С лейтенантом Аравело такое не проходило.
Он был в отглаженной белой форменной рубашке, аккуратно заправленной в брюки. Уже предлагал мне сесть, когда на столе громко зазвенел будильник. Лейтенант выключил его, выдвинул ящик стола, достал пакетик с миндалем и банан.
— Есть нужно часто и помалу, — заявил он.
Положил на стол фотографию, нечеткую, с крупным зерном, но цветную, словно сделали ее с помощью дешевого фотоаппарата.
— Кто это? — спросил Аравело.
Я смотрел на блондинку с выступающими скулами в блузке с воротником под горло. Почувствовал выброс адреналина, но не мог понять почему.
От лейтенанта не укрылось мое состояние.
— Что ты можешь сказать мне о ней? Я хочу знать все, что тебе известно, Додо.
Даже если бы раньше я и видел эту женщину, узнать ее по такой плохой фотографии было сложно.
— Как насчет того, чтобы убавить агрессивности и отказаться от не такого уж остроумного прозвища?
— Расскажи, что тебе известно, мистер Айдл.
— Ничем не могу помочь. Я не знаю, кто эта женщина.
Должно быть, голос мой звучал достаточно искренне. Аравело держал паузу. Откусывал от банана маленькие кусочки, тщательно их пережевывал. Определенно заботился о своем желудке.
— А что ты скажешь теперь? — На стол легла другая фотография.
На этот раз выброс адреналина меня не удивил, и я удержал его под контролем. Эту фотографию, судя по гладкости кожи вокруг глаз сфотографированной женщины, сделали лет десять тому назад.
— Эрин Колтран, — пояснил Аравело. — Официантка из кафе «Солнечный свет».
Я задержал дыхание.
— Я ее узнал.
Он присел на край стола, дожидаясь продолжения. Я молчал, стараясь сделать вид, будто роюсь в памяти.
— В газете написали, что перед самым взрывом она пошла в туалет, потому и выжила.
Подняв голову, я увидел, что лейтенант пристально всматривается в меня. Если он и знал, что мы с Эрин знакомы, то не подавал вида. Значит, Уэллер ему не рассказал?
— Ты видел, как она заходила в туалет?
Я покачал головой.
— Ты заказывал у нее кофе?
— Я пил воду.
Он не улыбнулся.
— Нет.
— Помнишь, что видел ее в кафе?
— Она — подозреваемая, лейтенант? — спросил я с должной озабоченностью.
Аравело мой вопрос проигнорировал.
— Расскажи мне о «саабе».
Я помнил, что сказал мне Уэллер. Полиция вытащила «сааб» изводы неподалеку от Хаф-Мун-Бей. Может, именно поэтому меня и пригласили в полицейский участок на встречу с лейтенантом Аравело. В конце концов, именно я навел их на «сааб». Мог я вспомнить что-то еще?
— Женщина с фотографии сидела за рулем «сааба»? — спросил я.
— Ты помнишь какие-то подробности? — Лейтенант вновь не ответил на мой вопрос. — Салон? Обивку сидений? Номерные знаки? Окантовку у пластин с номерными знаками?
Разве они всего этого уже не знали? Может, хотели убедиться, что выловили из воды тот самый автомобиль?
Я полагал, что рассказ о «саабе» мне не повредит. Тем более что я уже практически все рассказал… вдень взрыва кафе. Я все и повторил, практически слово в слово.
— Автомобиль меня не интересовал.
Он вроде бы задумался и согласился со мной.
— Почему вы спрашиваете о «саабе»? — полюбопытствовал я.
Ответа не дождался. Решил чуть надавить.
— Вы его нашли?
Уголки губ лейтенанта Аравело приподнялись в сухой улыбке. Она могла означать все, что угодно. Я истолковал улыбку следующим образом: «А ты ведешь партию лучше, чем я предполагал».
— Откуда тебе это известно? — спросил он.
Вопрос этот напрашивался. Да только я совершенно не подготовился к ответу. И тем самым мог поставить под угрозу мои взаимоотношения с Уэллером. Он и Аравело могли быть в одной команде. А могли и не быть.
Прежде чем мы с Эрин расстались, она сказала мне, что в комнате для допросов я сам пойму, о чем следует говорить, а о чем — нет. Осознание ее правоты приходило медленно, как волна тошноты.
— Взрыв — только вершина айсберга, — ответил я. — В кафе что-то пошло не так задолго до того, как прогремел взрыв. Вы это знаете. Я знаю. Пожалуйста, перестаньте относиться ко мне как к шимпанзе.
Я напрягся, ожидая взрыва, но лейтенант меня удивил.
— С этого момента я буду звать тебя Лицом. — Я молчал. — Знаешь, почему женщина терпеть не может походов ее мужчины в стрип-клуб? — продолжил Аравело. — Дело не в сиськах, жопах и ерзанье на коленях, от которых слабаки кончают в штаны. Причина в том, что мужчины влюбляются. На несколько минут у нас есть ощущение, что возникает некая связь. Лучшие стриптизерши открываются нам, а мы, зная, что это предел, открываемся им. И когда действительно что-то щелкает, секс тут ни при чем. Это чистая любовь.
Лейтенант снял крышку с прозрачного контейнера и глотнул густой, цвета клубники, жидкости.
— Я хороший коп, а потому не только чувствую эмоции и людей и точно знаю, какие мотивы движут мной и другими людьми. Я вижу, что сейчас происходит у тебя внутри, все твои эмоции отражаются на твоем лице. У твоей озабоченности есть запах, и это не только тот запах, который возникает от сидения в жаркой комнате. Я знаю, где предельная черта, и вижу, как близко ты к ней подошел.
Он хлопнул в ладоши.
— Какое отношение ты имеешь к взрыву? — спросил он.
— Вот вы мне и расскажите.
Аравело достал блокнот из заднего кармана, раскрыл его. Когда говорил, не отрывал от блокнота глаз.
— Ты покинул кафе перед самым взрывом.
Потом он перечислил все косвенные улики. Я знал про красный «сааб». Я знал, что его нашли, хотя эта информация хранилась в секрете.