Энн накрыла его ладони своими.
— Ну, все это не так уж страшно.
Ник продолжал:
— И знаешь, что самое забавное? Никто на свете никогда бы об этом не догадался. Они оба были здоровенными, сильными мужиками, эти геи. Они вместе охотились, ходили на рыбалку, на футбольные матчи.
— Я уверена, что твой отец был замечательным человеком.
— Что ты можешь о нем знать? — усмехнулся Ник. — Он и в самом деле был хорошим, добропорядочным... гомосексуалистом. Когда я это обнаружил, у меня было такое чувство, словно меня предали. Я понял, что никогда не знал его по-настоящему. Когда он умер, мне было шестнадцать лет, и я очень не хотел быть похожим на него. Суди, что получилось.
Некоторое время они молчали, слушая музыку.
— Мне кажется, что я стал сыщиком действительно из-за него. Но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Отец научил меня внимательно присматриваться к людям. Он говорил, что каждый человек — тайна и что на поверхности может плавать не только дерьмо. — Ник наконец отважился взглянуть ей в глаза. — А у тебя какие секреты, Энни?
Энн судорожно вздохнула.
— У меня нет секретов, — сказала она и подумала, как ей хотелось бы, чтобы Ник нашел Джо и заставил ее забыть о нем. Или, по крайней мере, был с ней до тех пор, пока ей не станет лучше и она сама сможет позаботиться о себе.
Ник даже не подозревал, что она напугана. Временами Энн вставала и прохаживалась из угла в угол, окидывая зал напряженным взглядом — она боялась увидеть того, кого не хотела видеть... Она боялась даже звука собственного голоса. А дома на полную мощность включала проигрыватель, потому что ее пугала тишина. Ник взял ее руки в свои и сжал их. Она подняла на него глаза.
— Энни, — мягко сказал он, — нам необходимо поговорить о Джо.
— Но почему?
— Потому что мы должны что-то предпринять, пока он не причинил зла кому-нибудь еще.
— О, но у нас ведь нет полной уверенности, что он кого-то убил. — Энн улыбнулась, но улыбка была какой-то жалкой.
— Такая уверенность есть, во всяком случае, у меня. Да и ты знаешь тоже, что это так и есть. Я знаю, как трудно взглянуть в лицо фактам, но мы должны, как это ни печально, признать: Джо вполне может быть тем самым убийцей.
— Джо не мог бы никого убить. Он слишком чувствителен для этого.
— Энн, вслушайся в то, что ты говоришь! Ты же сама не веришь этому.
— Нет, верю. — Энн смотрела в стол. Когда она снова подняла на него глаза, они казались стеклянными от переполнявших их слез... — Можно мне еще пива? — спросила она. Ник с шумом выдохнул воздух.
— Конечно, я тоже выпью кружку. Но когда я принесу пиво, мы поговорим о Джо. Так сказать, откровенность за откровенность.
— О'кей.
Ник прошел через зал, который постепенно заполнялся людьми. В углу, на небольшой сцене, расположился джаз-оркестр, и Ник слышал, как музыканты настраивали гитары и проверяли микрофоны. Погромыхивал барабан. У стойки Ник заказал две кружки пива.
Когда он вернулся к столу, Энн там не было — она ушла. Проклятье, я должен бы знать, что этим и кончится, подумал он, оглядывая переполненный зал и со стуком ставя обе кружки на стол. Парочка, сидевшая за соседним столом, покосилась на него. Мужчина улыбнулся и что-то прошептал своей спутнице.
Ник тяжело опустился на стул и сделал большой глоток пива. Он уже собирался надеть пальто, как вдруг увидел Энн, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. Он с облегчением вздохнул. Глядя на нее, Ник подумал, какое невероятное счастье свалилось на него, что такая прекрасная женщина с ним. А еще он подумал о том, что, если бы не определенные обстоятельства, они бы никогда не встретились.
— В чем дело? — спросила она с улыбкой. — Ты думал, что я ушла и оставила тебя одного?
Ник не ответил, только пододвинул к ней кружку с пивом. Она сделала глоток и сказала:
— Все в порядке, Ник. Не расстраивайся, пожалуйста. Честное слово, я не могла бы бросить здесь тебя одного! — Она засмеялась. — Ты — мой спаситель. — Оглянувшись на музыкантов, уже настроивших инструменты, она спросила: — Правда, они хороши, ты слушал их?
— Я не знаю, какие они, потому что никогда их не слышал. И пожалуйста, Энни, не начинай снова.
— Не начинать чего? — На лице Энн появилось выражение оскорбленной невинности.
— Ты позвонила мне и сказала, что мы должны поговорить. Мы встретились и... — Голос Ника заглушили звуки оркестра, игравшего «Оранжевый цветок». Музыканты и в самом деле играли хорошо, особенно девушка-скрипачка. И играли они так громко, что Ник представил себе, как они с Энн, перекрикивая музыку, обсуждают вопрос: действительно ли Джо Чикагский Резак. Им же придется орать во весь голос, чтобы расслышать друг друга. Парочке за соседним столиком наверняка будет очень интересно.
— Допивай свое пиво, — закричал он, — и поедем ко мне домой.
— Давай останемся еще ненадолго. Они так забавны. — Энн кивнула в сторону сцены.
— Если ты мне веришь по-настоящему, ты поедешь сейчас же... — Ник залпом допил пиво и поднялся.
— Сейчас. — Он прочитал ее ответ по губам. Она тоже допила пиво и встала. Ник помог ей надеть пальто.
По пути в Эванстон они молчали. Энн смотрела в окно, разговаривать не хотелось, а Ник полностью сосредоточился на дороге.
— Как у тебя хорошо, Ник, — говорила Энн, обходя его большую студию. Она, казалось, была приятно удивлена тем, насколько здесь все чисто и красиво. Грубо отесанная сосна и игра теней — от темно-бирюзовых до голубых — создавали ощущение первозданной свежести и одновременно строгой элегантности.
Ник включил торшер, стоявший в углу комнаты.
— Ну что, ты по-прежнему считаешь, что у меня дурной вкус? — Ник улыбнулся ей. — Садись, — продолжал он, указывая на кушетку. — Давай выпьем. Совсем немного «Молсона».
— Это было великолепно, — сказала Энн. Что угодно, лишь бы отложить разговор о Джо. Она откинулась на обтянутую хлопком кушетку и закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как Ник хозяйничает на кухне: звенит стаканами, вынимая их из буфета, открывает и закрывает дверцу холодильника, наливает пиво.
Энн открыла глаза, когда он сел рядом с ней и протянул ей стакан.
Они сделали по глотку. Ник наклонился и поцеловал Энн, дохнув на нее пивом.
Он поставил стакан на столик перед кушеткой.
— Итак, начнем разговор.
Энн покачала головой.
— Я не понимаю, зачем нам говорить об этом.
— Должна понять. Прямо сейчас. Я знаю, тебе нелегко признать, что Джо — давай посмотрим правде в глаза — нездоров. В его дневнике каждая строка указывает на это. Те дневники, которые он писал в юношеские годы, значительно отличаются от теперешних. И ты и я читали их. В течение многих лет он казался совершенно нормальным. То, что случилось с ним в детстве, — ужасно, и даже те, давние записи, напоминают бред сумасшедшего.
— Он — не сумасшедший.
— Энни, ты же не станешь отрицать, что в последние несколько лет записи в дневниках становились все более безумными. Психиатр мог бы это определить, прочитав всего несколько страниц.
— Может быть, это художественное произведение. Ты же знаешь, что он писатель.
— Ты помнишь, что он писал о своей сестре?
— О Марго?
— Неужели ты думаешь, что это художественное произведение? — Он не дал ей возможности ответить. — Я знаю, что ты так не думаешь. Ты же не можешь отрицать очевидного.