И тут Шон подпрыгнул. Он увидел статую, которая двигалась. Ее зеленая юбка скользила по такого же цвета траве. Волосы вились и были украшены миниатюрными нарциссами. Темные волосы, днем отливающие красным сильнее, чем это было в лесу, редкий, темный оттенок, как загустевшее вино.
Он думал, что никогда ее не узнает. Однако не было никаких сомнений, что это была она. Он каким-то образом знал это, и не только из-за волос. Ее лицо выглядело бледным, и она не видела Шона, но все-таки это было лицо.
— Девочка, — сказал он.
— Я знаю. Я вспомнил о твоем описании. Ты должен пойти и напомнить ей об этом. Я останусь здесь и буду высматривать Крея. Удачи тебе!
Шон не знал точно, как поступить, однако ухмыльнулся и вошел в ворота, бросив через плечо:
— Смотри на меня и учись, как это делают. Очевидно, она не видела, что ворота открыты и не
слышала, как он быстро и тихо приближается к ней по траве. Она стояла возле мраморной статуи и смотрела в синеву. Шон остановился примерно в метре от нее. То ли из мстительности, частично потому, что больше ему ничего не пришло в голову, он громко и пронзительно крикнул:
— Дочь Крея!
Она резко обернулась. Она была белее кости и казалась перепуганной насмерть. Ему стало жаль ее. Но тут он подумал: почему я должен жалеть кого-то из племени Крея?
— Ты, — сказала она. Было видно, что она больше ничего не скажет.
— Я. Ты тоже вспомнила?
— Уходи! — сказала она вяло и слишком поздно.
Он пропустил это мимо ушей.
— Ты предупредила меня в лесу. «Не ходи домой», — сказала ты. Справедливое предупреждение. Если бы ты знала, что я приду в ваш город, ты бы меня об этом предупредила?
— Ты, должно быть, дурак, — сказала она. — Или сумасшедший.
— Конечно, сумасшедший. Каждый, кого коснулся Крей, становится сумасшедшим. Обычно их забивают камнями родственники и друзья, прежде чем они смогут использовать это волшебное состояние.
— Но ты-то жив.
— Счастливчик Шон! Он сумел уйти.
— Шон, — сказала она. Казалось, она собирается что-то добавить, но промолчала. — А там еще один, не так ли?
— Дирн из Пещерного Города. А тебя как зовут?
— Этого я тебе не выдам, — сказала она.
— У меня все еще голубые глаза, — сказал он недружелюбно. — А вот ты изменилась. Ты надела лицо.
Она покраснела. Ее лицо было красивым и открытым, в противоположность другим лицам Трясины Крея. Ее смущение было настоящим.
— Мы носим маски, когда выезжаем из города. С одной стороны зеркало, а с другой все видно.
— Еще одно волшебство, — сказал он. — Зачем?
— Чтобы пугать дураков, которые блуждают ночью по нашим лесам, — насмешливо сказала она.
— Это действует, моя дорогая, — сказал он.
Она была моложе него. И если он все еще сомневался, состояло ли племя Крея из мертвых или нет, то насчет нее он был совершенно убежден, что она живая.
— Я бы хотел прогуляться вглубь, — сказал Шон, — и найти могилу того особенного духа, которого вы ночью берете с собой, когда встречаете нас. Духа, который заколдовал меня и столь многому научил.
— Ты все еще этому веришь, да? — сказала она с презрением.
Шон пристально посмотрел на нее, но она продолжала дальше:
— Я пришла сюда, чтобы не встретиться с тобой, когда узнала о твоем прибытии. Как ты открыл ворота?
— Я сказал:»Откройся!»
Она засмеялась, но это был злой, дурацкий смех придворных Крея.
— Мудрый Шоннор, — сказала она.
— Как ты меня назвала?
Ее темные глаза потеряли всякое выражение.
— Ох! — она оглянулась на могилы и тихо сказала. — Это наша версия твоего чужеземного имени. Как мы бы тебя здесь называли.
— Шоннор, — он прислушался. Звучало необычайно правильно. — А Дирн?
— Уходи! — повторила дочь Крея, медленно удаляясь. Шон не отставал. — Ну, хорошо, если ты хочешь знать. Дирна звали бы… Дирнарас.
— А ты?
Она снова остановилась. Она потупила глаза и сказала:
— Меня зовут Захидда. Ты и так уже много знаешь.
— И ты дочь Крея?
— Все мы тут дочери и сыновья Крея. Мой собственный отец мертв.
— Все-таки Мертвые умирают, — сказал он саркастически.
— Почему ты не веришь, что мы мертвые, а другие глупости тебя не смущают?
— Я знаю это. В Трясине я не видел никого много старше 20 и не видел детей.
Захидда, которая, конечно же, не была никакой дочерью Крея, прошептала:
— Тогда ты должен об этом спросить у Крея.
— Я должен? Статую в розовом зале?
Захидда повернулась к нему спиной.
— Статуя — это его рот. Однако вскоре ты встретишься с самим Креем. Несомненно, еще сегодня.
Шону показалось, что сердце у него остановилось, как в лесу. Дирн рассказывал о встрече с Креем: человеческое тело, голова птицы, ледяной удар сверхъестественной руки. И это хотели они убить.
— Ну, да, — сказал Шон, — Дирн и я предложим ему новые имена. Шоннар, Дирнарас.
Она метнулась к нему и схватила его за плечи.
— Ничего не говори Крею об этом! Никогда не рассказывай ему о том, что я сказала!
Он хотел было высмеять ее, но ее страх сбил его с толку.
— Ну, хорошо. Но почему ты боишься?
— Ты увидишь сам, — сказала она. Она повернулась и что-то крикнула в воздух. Среди сучьев дерева, росшего неподалеку, что-то замерцало. Пять дневных огненных шаров.
Шон очарованно смотрел, как они приближались. В следующую секунду шары зажужжали над его головой, как рой огромных рассерженных шершней. Он протянул руки и почувствовал укол в ладонь. Все еще испуганный, он почувствовал второй укол в щеку. Третий укол он проследил. Это было шелковистое щупальце, появлявшееся откуда-то изнутри шара и наносившее по коже быстрый, но сильный удар и оставлявшее после себя крошечную красную припухлость.
Следующие пять минут были неприятными, и пришлось побегать. Ему удалось раздробить один шар, схватив его и швырнув в нос ближайшей статуе. Четыре остальных, наконец, улетели, после того как нанесли уколы в шею и запястья. Шон крепко выругался, однако не стал утруждать себя поисками Захидды, которая под защитой нападения, конечно, скрылась. Он лишь понял, что она прокричала: приказ шарам напасть на него. Очевидно, он мог бы также отменить этот приказ, как открыл ворота, однако у него не было свободного времени попробовать это.
Первые припухлости уже проходили, однако ощущение жжения осталось.
Он хотел бы задать еще тысячу других вопросов. Она знала это и сбежала; черт бы ее побрал.
Шон оглядел аллею, ведущую к воротам. Девочка исчезла среди деревьев. Может быть, она поднялась в воздух. Он не мог положиться, что его способность не подведет, если он последует той же дорогой. Затем Шон увидел, что у ворот никого нет. Дирн тоже исчез. Шон выбежал через ворота на улицу. Она была пуста.
— Дирнар… — крикнул Шон и осекся. Новый вариант имени Дирна показался ему более легким. И хотя ему было не за что благодарить девочку, кроме как за несколько маленьких красных припухлостей, он все-таки не хотел навлечь на нее гнев Крея. Поэтому он вернулся к прежнему имени и закричал: — Дирн! Дирн!
Никакого ответа. Не было видно и придворных Крея. Пока он болтал с Захиддой на кладбище, Крей прислал подкрепление; стража бесшумно арестовала Дирна — что было в высшей степени необычно — и забрала его с собой. В королевский дом.
Не было никакого смысла вновь утруждать дух одержимости попыткой подняться в воздух. Но и оставаясь на земле, Шон мог сориентироваться; прикинув направление, он побежал во дворец.
Они ожидали в зеленом дворе. Его сопровождающий впереди, за ним девочка с фиолетовыми волосами и еще несколько из тех, кто в последнюю ночь находился в розовом зале. И, конечно, здесь были вороны, бедные, закованные в цепи, прыгающие рабы. Однако, Дирна не было.
Шон прислонился плечом к стене, перевел дыхание и задал само собой разумеющийся вопрос: