Яков Спесивцев
Одержимый травник. Одноместное кладбище
Пролог
Плохие вещи происходят и днём, но только ночью можно сотворить настоящее зло.
Звон, разлетающегося в дребезги, стекла разбудил бы даже мёртвого. За звоном последовал глухой удар, вышибания двери. Фредерик не был храбрецом, но и в трусости обвинять его не стоило. Мужчина подскочил с кровати, его трясло, тело покрылось холодным потом. Гулкие быстрые шаги, раздавались за дверью. Их приближение, подобно набату, предвещало беду. Фредерик сообразил, что происходит, но отказывался в это верить.
В один прыжок, он очутился у двери и забаррикадировал её, деревянной щёткой для пола. В этот же момент дверь содрогнулась, будто в неё врезался разъярённый медведь. Дерево заскрипело, грозясь разлететься в щепки.
Фредерик бросился к окну и отпрянул. На улице его поджидал человек с факелом. Щётка не выдержала очередного удара и сломалась. В комнату ворвались трое. Он пытался сопротивляться, но силы были не равны. Его связали, выволокли на улицу и бросили в деревянный ящик.
— Нет! Пожалуйста не надо! — жалобно вопил Фредерик.
Мужчины не слушали, деревянная крышка отрезала последнею надежду.
— Что же вы творите! — повторился крик, когда забили первый гвоздь. — Вы видели! Вы же видели! Там было не моё имя! На надгробье не моё имя!
Мужчины, заколотив крышку семью гвоздями, подхватили ящик. По узкой дороге, где не разминулись бы две повозки, они несли свой лёгкий груз и тяжёлую ношу. Стальные решетчатые ворота кладбища, в свете факелов, сверкали. Их не трогала ржавчина, они всегда были как новые. За воротами на крохотном погосте, в самом его центре, находилась свежевыкопанная могила. Надгробье из светлого камня было разбито.
Ноша не переставала трепыхаться. Из деревянного гроба доносились звуки, больше похожие на скулёж, чем на человеческий плач. Ящик поставили на белоснежные канаты, в этот момент Фредерик предпринял отчаянную попытку выбраться, пнув крышку. Удар оказался такой силы, что перевернул гроб прямо в могилу.
Мужчины переглянулись и, пожав плечами, взялись за лопаты. Комья сырой земли забарабанили по дереву.
***
На лесной опушке, под яркий свет факела, внимательно всматриваясь в траву, ходил мужчина средних лет. Его чёрные волосы были собраны в хвост. Тёмный кафтан, с круглыми металлическими застёжками, распахнут. Серая рубаха не скрывала таинственный амулет на груди, изумрудное дерево в угольно чёрной оправе. Ноги его были босы. Мужчину зовут Иаков, он странствующий травник.
— Вот ты где, — склонившись над мелкой игольчатой травой, произнёс он.
Факел был оборудован острым металлическим колышком на конце. Иаков резким движением вонзил его в землю. Невдалеке, почти на краю опушки, он оставил свой рюкзак, больше похожий на комод, деревянный со множеством ячеек. Рядом с ним стояли стоптанные сапоги, портянки были аккуратно развешаны на ветках кустарника.
Травник подошёл к рюкзаку и откинул верхнею крышку. Из глубины он достал изящный треножник. Установив его, так чтобы пламя факела нагревало чашу, Иаков вернулся к рюкзаку. Из бокового отделения, он достал длинные, выше локтя, кожаные перчатки. Надев их, травник из того же отдела вытащил щипцы из голубого металла. Иаков начал приближаться к раскалённой чаши треножника, щипцы исходили паром.
Удобно перехватив инструмент, он подцепил травинку и потянул вверх. Тонкая, словно леска, она медленно поползла из земли, когда трава полностью покинула грунт, начала извиваться, как змея. Иаков кинул живую травинку в раскалённый треножник. С громким шипением и свистом, она превратилась в зелёный пепел. Травник взялся за следующею.
Когда треножник наполовину заполнился изумрудным порошком, Иаков потушил факел и повалился рядом на землю уставившись в серое, как сталь, небо.
«Солнце, когда я последний раз видел лучи солнца. Год, два? Наверное, все пять. Ни намёка на просвет. Проклятое место».
Казалось бы, вытаскивать тонкую, хоть и живую, траву из земли лёгкая работа, но травник устал. Он был измотан. Щипцы в его руке продолжали исходить паром, кисть и предплечье покрылись тонким слоем льда. Не будь на его руках перчаток, он бы обморозил себе пальцы.
Иаков продолжал смотреть на стальную пелену, закрывающею не только солнце днём, но и звёзды ночью. Изумрудный порошок в треножнике начал остывать. Потрескивая, как битое стекло, он менял цвет на голубой. Когда порошок в чаше полностью стал сапфировым, травник вскочил.
За мгновение, тело Иакова покрылось потом. Нестерпимый зуд, зародившийся в зубах и основании черепа, распространился по позвоночнику, поражая каждый сустав. Травника трясло, это была одержимость, его проклятье, его радар на тёмные силы.