– Я тоже тебя люблю, братик, – улыбается она. – Но ругаться не разрешаю!
– Я и не собираюсь, – бормочет слегка придушенный Жиль и про себя добавляет: «Вот прям сейчас – не собираюсь».
Пожелав друг другу доброй ночи, брат и сестра Бойер расходятся. Жиль прихватывает из своей комнаты одеяло, подушку и будильник и поднимается на чердак. Здесь приятно пахнет сухими травами и слышно, как дышат во сне деревья в саду. Он устраивается в сломанном кресле, завернувшись в одеяло, и проваливается в зыбкий тревожный сон, в котором бесконечно падает со стола жёлтая чашка и летит двенадцать этажей вниз…
– Откуда элитарские шмотки спёр, а, дружок?
Хитроглазый невысокий меняла с ухмылкой косится на Жиля, перебирает разложенные перед ним на ящике вещи. Поглядывает на его белёсый от цементной пыли свитер, украшенный дырами с кулак, и рваные штаны, сквозь прорехи которых видны стёсанные колени.
– Спёр бы – не принёс бы сам. Не дурак. Берёшь?
– А беру! – решительно кивает меняла. – Тебе что надо-то?
– Свитер. Куртку лёгкую с капюшоном. Водолазку, – перечисляет Жиль. – Две пары штанов. Одни покороче, чтобы за велосипед не цеплялись, вторые… не, вместо вторых комбинезон. Вон тот, буро-зелёный.
Продавец выкладывает перед Жилем подобранную одежду, тот прикладывает вещи к себе, широко улыбается. Забирает две пары штанов, уходит за наспех установленную ширму мерять. Возвращается довольный, по пути выхватывает из кучи вещей безразмерную футболку:
– Тоже беру. В расчёте?
Меняла сгребает принесённые Жилем отцовские вещи, демонстративно рассматривает их по одной ещё раз. Жиль равнодушно заталкивает в сумку бóльшую часть вещей, сбрасывает старый свитер, надевает водолазку и куртку. Замечает, что на него глазеет продавщица кукурузных лепёшек и сладкого кипятка, накидывает на голову капюшон и идёт на выход с рынка Третьего круга, толкая перед собой велосипед. Прошлый год научил его бояться быть узнанным.
«Ладно ещё, когда натворил что-то и тебя полиция ловит, – думает Жиль, пробираясь между людьми, меняющими вещи и купоны на еду и наоборот. – Но когда тебя начинают хватать за руки незнакомцы и требовать чуда…»
Задетая неосторожным прохожим, с колченогого стола перед Жилем падает пластиковая коробка с початками варёной кукурузы. Парнишка ловко подхватывает её у самой земли и тут же получает оплеуху и пронзительный женский вопль:
– А ну верни, вор!
Он молча ставит контейнер на прилавок, уворачивается от второй затрещины. Торговка орёт, призывая на голову Жиля всяческие несчастья, а он проталкивается сквозь толпу дальше. Улыбается: не хватает ему этой суеты, жуликоватых менял, визгливых тёток, у которых уличные мальчишки считаются исчадьями преисподней. «Дура, – ухмыляется Жиль. – Захоти я что-нибудь украсть – ты бы и не заметила. А как спас твой товар – так вор. И всё равно ты честнее многих из тех в Ядре, кого я знаю».
Часы на стене между секторами позади рынка показывают девять. Жиль прикидывает: на дорогу от дома до Третьего круга он потратил два часа. Не особенно и спешил. Если сделать небольшой крюк и покрутить педали побыстрее, в Ядре он будет самое позднее в полдень. Как раз хватит времени привести себя в порядок и в очередной раз повиниться перед Вероникой за отсутствие.
«А потом в гости», – вздыхает Жиль.
На выходе с рынка он садится на велосипед и едет к КПП между секторами. Оттуда по прямой к воротам Второго круга. Дорога хорошая, ни кочек, ни выбоин. Бетон надёжен и гладок, тут можно и разогнаться, не боясь, что от старенького велосипеда что-то отвалится. Жиль отпускает руль, раскидывает руки в стороны, прикрывает глаза. Дорога впереди свободна, можно несколько секунд насладиться ощущением полёта. Словно нет незримых поводков, условностей, обязанностей… Чистый восторг. Амелия чувствует то же самое – и это удивительно роднит их с Жилем.
«Хорошо тебе, малышка, – думает он. – Ты пока абсолютно свободна».
От ворот КПП мальчишка едет по берегу Орба, минуя Собор, затем городской парк. Дорога раздваивается, Жиль проезжает поворот на жилой квартал, держится стены, разделяющей Второй и Третий круги. Лёгкость и ощущение свободы покидают его, уступая место нарастающей тоске и тревоге. Так происходит всякий раз, когда он приближается к городской тюрьме.
Тюремная ограда кажется бесконечной. Удивительно, каким отвратительным может быть самое крупное здание в Азиле. Или Ось всё же больше?