Тартаковский. Благодарю вас, благодарю вас. Но вы уверены? Не надо забывать: мы имеем дело с Беней Криком. Да, вас рекомендовал сам господин полицмейстер и отзывался о вас весьма похвально… весьма.
Он вынул из внутреннего кармана сюртука кошелек, извлек из него несколько ассигнаций и шлепнул их на протянутую ладонь пристава.
Пристав. Премного благодарен, господин Тартаковский. Одна просьба. Мои люди должны быть хорошо накормлены, тогда они будут стараться еще больше.
Тартаковский. Направляйтесь на кухню, мой друг, там распорядитесь. Скажите, это мой приказ. Имейте дело с кухаркой. Ее зовут Соня.
47. Интерьер.
Кухня в доме Тартаковского.
(Вечер)
Сонька Золотая Ручка, новая кухарка в доме господина Тартаковского, в простеньком платьице и переднике, с гладко зачесанными и упрятанными под косынку волосами и глазами, скромно опущенными, внимательно слушает пристава.
Пристав. Вот так, мадмуазель. Плотный ужин на двадцать персон. Через час чтоб были накормлены. Мои люди привычны есть помногу и регулярно.
Соня. Как прикажете, господин пристав.
Голос Сони прозвучал так интимно, а взгляд настолько усилил у пристава это ощущение, что он завелся с полуоборота: лихо крутанул свои усы и ущипнул Соню за бедро. Соня кокетливо хлопнула его по руке. Пристав поймал ее руку и покрыл поцелуями каждый пальчик.
Пристав. Мадмуазель, когда вы закончите с ужином, могу я пригласить вас прогуляться в сад… глоток свежего воздуха не помешает…
Соня. Но там повсюду любопытствующие глаза…
Пристав. Кто обращает внимание на них? Это мои люди. Они, если надо, ослепнут и оглохнут.
48. Экстерьер.
Имение Тартаковского.
(Вечер)
На небе зажглись звезды, а на аллеях парка вспыхнули электрические фонари. По гравийной дорожке над морем катит наемный кабриолет и вдоль железной ограды проезжает к большим, из кованого железа, воротам с двумя электрическими фонарями по бокам.
Кабриолет высадил двух пассажиров: мосье Боярского, одетого по последней моде, и свата, с печальными глазами и одетого во все черное.
Ночной сторож, отставной солдат, в военной фуражке и с винтовкой на плече, вышел за ворота встретить поздних посетителей.
Сват. Если я не ошибаюсь, мосье Тартаковский живет именно здесь?
Сторож. Так точно!
Сват. Мы к нему по весьма деликатному делу.
Сторож окинул Боярского сметливым оком.
Сторож. Новый жених?
Два дюжих полицейских вынырнули из кустов, без разговоров повалили Боярского и свата на землю и связали им руки за спиной.
Сторож заорал на них.
Сторож. Погодите! Какие же это бандиты? Это хорошие господа. Они явились делать предложение молодой хозяйке.
Смущенно пыхтя, полицейские помогли поздним гостям встать с земли и перчатками почистили пыль с их помятой одежды.
Полицейский(оправдываясь). Служба… По долгу службы.
Боярский и сват, придя в себя, направляются по аллее к залитому электрическим светом особяку. Сзади следуют сконфуженные полицейские.
Боярский. Какая охрана! Какие меры безопасности! Побольше, чем у самого губернатора. И он может себе позволить такие расходы? Так недолго разориться.
Сват. Он может себе позволить все, что угодно. У него больше капитала, чем у губернатора. Я имел разговор с мадам Тартаковской. Все это, и даже парк… Одним словом, все имение идет, как приданое, их дочери.
Боярский. Но я… Кто я по сравнению с ним? Он не пойдет на это. Вы можете плюнуть мне в лицо, если он согласится.
Сват. Вы можете плюнуть мне в лицо, если он — нет! Я никогда не скажу, мосье Боярский, что черное это белое, так же как не позволю себе сказать, что белое это черное. Вы — солидная партия. И больше того, у вас дядя в Америке! Без наследников! Это вам не кот наплакал. Кроме того, вы учились в коммерческом училище! Держите фасон, мосье Боярский!
49. Экстерьер.
Парк.
(Ночь)
Соня, ведомая под руку приставом, прогуливается по наименее освещенной аллее. Позади их сопровождают двое полицейских с доверху нагруженными корзинами-свертками с ужином для охраны. По свистку одна усатая голова в форменной белой фуражке за другой возникают из-за цветочных клумб и, получив свой ужин, снова исчезают. Полицейские везде — на деревьях, за мраморными статуями.
Соня. Ах, господин пристав, у вас тут целая армия.
Пристав. Не беспокойтесь, дорогая. На сей раз этот бандит Беня Крик от нас не уйдет: мы приготовили западню. И не без вашей помощи. Набив брюхо вашей вкусной пищей, мои люди постараются показать высокий класс.
Соня. Боюсь, что я перестаралась. Немного пересолила.
Пристав. Не беспокойтесь о таких мелочах. Мои люди гвозди переварят!
Сопровождающие их полицейские раздали последние свертки с пищей, пристав кивком головы велел им возвращаться, и они исчезли с пустыми корзинами.
Соня и пристав поднялись по ступеням в беседку, откуда открывался вид на море.
Форменная полицейская фуражка покатилась по ступеням беседки. Соня переступила распростертое тело пристава и сбежала по ступенькам вслед за все еще катившейся фуражкой.
50. Интерьер.
Беседка.
(Ночь)
Соня присела на скамью у колонны, увитой цветами. Пристав, придерживая болтающуюся на боку саблю, опустился на одно колено и прижал Сонину руку к своим усам.
Соня. Вы проявляете нетерпение, шалун.
Пристав. Я умираю от любви.
Соня. Вы не возражаете, если я спою… для вас?
Пристав. Сочту за честь.
Соня тихо запела романс. Пристав, принимая слова песни как обращенные лично к нему, замер на одном колене, прижав к груди мундира руку с фуражкой.
Соня.
Мужской голос отвечает ей со стороны моря.
Мужской голос.
Услышав этот голос, Соня просияла, и оба голоса слились в дуэте.
Сонин и мужской голоса:
Пристав. И в чем дело? Чей это голос?
Соня. Морской царь поддержал мою песню.
Пристав. Вы смеетесь? Или что?
С многообещающей улыбкой Соня протянула ему левую руку для поцелуя и, когда он склонил голову к ее руке, открыв широкий бритый затылок, Соня нанесла ему удар правой рукой. Пристав осел, потом рухнул на спину, широко раскинув руки.
51. Экстерьер.
Парк.
(Ночь)
Полицейские лежат вповалку по аллеям парка, застигнутые глубочайшим сном в самых невероятных позах. От густого храпа вздрагивают розы, роняя лепестки на клумбы.
Соня(пробегая). Действительно, пересолила.
52. Интерьер.
Гостиная в доме Тартаковского
Мадам Тартаковская, крупная, в теле, дама принимает гостей. Они пьют чай из стаканов в серебряных подстаканниках, и Боярский лезет из кожи вон, чтоб произвести впечатление человека светского, хороших манер. Он держит стакан, отставив мизинец, и при этом нещадно потеет и при каждом глотке немилосердно громко хлюпает.