Париж 60 лет тому назад. Была зима. Пронизывающие до костей туманы, холодные дожди и нескончаемые, мешавшие работать простуды. Шагал и я боролись за теплую и сытую жизнь. И на Париж глядели как на высокомерного врага…
Но к Шагалу счастье относилось более дружески, чем ко мне, и порой заглядывало к нему. И согревало. Ему изредка помогал разбогатевший после триумфа русского балета известный театральный художник — Леон Бакст… а мне никто не помогал. Счастье проходило равнодушно мимо моих дверей.
Шагал все еще читает свою ответную речь. Объясняется в любви к советской культуре.
Новый наплыв романтических воспоминаний.
Вскоре Шагал переехал в известный унылый отель для бедных, обессиленных в неравной борьбе с Парижем художников — «Ля Рюш». Там он прожил около года и получил первую закалку. Близко наблюдая жизнь художников, побежденных Парижем, Шагал понял, что только труд — непрерывный, безмерный — может его приблизить к победе. И он, жертвуя всем, что дорого в жизни, без устали трудился.
Не погружаясь в тягостное раздумье, не терзаемый мучительной тревогой за судьбу своего творчества, он делал все, что мог. Художник, не знавший разрыва между надеждой и уверенностью. И победил.
И только подумать — бывшему витебскому художнику французское правительство построило персональный музей. Это высшая награда. Таких музеев во Франции только три. Музей Пикассо, Леже и Шагала.
Шагал свою речь кончил. Взрыв благодарных аплодисментов. Шумное щелканье фотоаппаратов наших и иностранных корреспондентов.
После торжественной встречи министр Фурцева пригласила Шагала с супругой посмотреть выставку его работ и богатства галереи. Когда они подошли к работам Левитана, Шагал остановился и долго стоял молча.
— Я не знал, — сказал он вдохновенно, — что творчество Левитана такое глубокое, волнующее и поэтичное.
Публика долго не расходилась.
Приложения
Леся Войскун
О ранних произведениях Амшея Нюренберга из израильского собрания Якова Перемена[3]
Повествуя в мемуарах о ранних годах своей деятельности в Одессе и Париже, Амшей Нюренберг приводит имена друзей и соратников. Среди них художники Исаак Малик, Теофил Фраерман, Сандро Фазини, старший брат Ильи Ильфа и др. Как и автор воспоминаний, все они состояли в «Обществе независимых художников», объединившего во втором десятилетии прошлого века молодых одесских новаторов-модернистов. Между тем, название этого общества не фигурирует в книге Нюренберга, хотя «независимые», как пишет одесская исследовательница О. Барковская[4], буквально перевернули художественную жизнь города.
На страницах воспоминаний художника нет и имени Якова Абрамовича Перемена (1881, Житомир — 1960, Тель-Авив)[5]. Общественный деятель, председатель радикальной партии «Рабочие Сиона», член Совета еврейской общины Одессы, книгопродавец и меценат, Перемен был одним из тех, кто оценил и поддержал «независимых». Он финансировал выставки «Общества», систематически приобретал работы модернистов, формируя коллекцию с намерением увезти ее в Палестину (Эрец-Исраэль), чтобы основать там галерею «лучших еврейских художников»[6].
На протяжении десятилетия узы дружбы связывали Перемена и Нюренберга, как писал коллекционер в автобиографии, изданной в Тель-Авиве в 1942 году[7]. В собрании коллекционера находилось восемнадцать произведений художника раннего периода, которые Перемен приобретал и у самого Нюренберга, и на выставках «независимых». Нюренберг Маликом и Фраерманом, по словам Перемена, хотели ехать с ним в Палестину, планируя организовать там Академию современного искусства[8]. Незадолго до отъезда пути мецената и художника разошлись навсегда. О существовании коллекции Перемена и ранних произведений Нюренберга в ее составе, до недавнего времени было мало известно. В контексте советской истории объяснима самоцензура Нюренберга, скрывавшего свою дружбу с «сионистским деятелем», эмигрировавшим в Палестину во время Гражданской войны.
Дальнейшая судьба коллекции Перемена была такова. В конце 1919 г. ее владелец увез с собой из Одессы более двухсот картин и рисунков. Значительную их часть составляли работы «независимых». В начале двадцатых Перемен организовал в Тель-Авиве несколько выставок своей коллекции и открыл там первую художественную галерею. Живопись и графика одесских «независимых», отражавшие влияния фовизма, кубизма, неопримитивизма стали, по мнению израильских исследователей, «вестниками европейского модернизма» и первыми «ростками» нового искусства в стране в начале двадцатых годов[9]. Они представляли альтернативу консервативному искусству иерусалимской художественной академии «Бецалель» и показали перспективы развития современного искусства.
3
Подробно о коллекции Я. Перемена см.: Одесские парижане. Произведения художников-модернистов из коллекции Я. Перемена. Каталог выставки / Сост. и куратор выставки Л. Войскун. Рамат-Ган: Музей русского искусства им. Марии и Михаила Цетлиных, 2006.
4
См.: О. Барковская, Г. Богуславская Одесские «независимые»: (Разведка темы) //Черный квадрат над Черным морем: Материалы к истории авангардного искусства Одессы. ХХ век./ Сост.: Е. М. Голубовский, Т. В. Щурова; гл. ред. О. Ботушанская. Одесса: «Друк», 2001. С.100–107; О. Барковская. Общество независимых художников в Одессе // Одесские «парижане». Произведения художников-модернистов из коллекции Якова Перемена// То же назв. Каталог. / Сост. Л. Войскун. Рамат-Ган: Музей русского искусства им. Цетлиных, 2006. С. 147–145.
5
См. о нем:
6
9