Веру Константиновну реабилитировали, она вернулась в Одессу, обитает в маленькой комнатушке, близких — никого, поэтому работает с людьми. Легче... А с Ниночкой они условились, кто выживет, ют обязательно отыщет кого-нибудь из родных и расскажет.
Дорка не плакала, шла медленно, часто останавливалась и все время приговаривала: «Мама, мама, мамочка». Ей было уже известно, что всю ее семью немцы уничтожили, только где лежат они и похоронены ли по-людски, никто не ведает.
Не знала Дора лишь про то, что Ципа бросила свою последнюю новорожденную девочку, которую и назвать-то не успела, стоящим у обочины женщинам, когда их колонну вели на Пересыпь. Они поймали этот сверток, она это точно видела. Мать пыталась и других детей вытолкнуть, румын, сопровождавший колонну, даже специально отошел в сторону, отвернулся. Но дети плакали и еще крепче хватались ручонками за Ципину юбку.
Дорка заторопилась домой. Она шла навстречу своей новой нелегкой жизни. Ее ждал сын и старушка, которую Вовчик называл бабушкой.
ОДЕССИТКИ
Свобода, свобода, она свободна и сын ее свободен! Больше ни о чем не могла думать Дорка. Нина Андреевна забрала Вовчика у нее с рук, решила вынести на улицу, уже подошла к двери, вернулась. Хоть и весна, апрель, но ветрено и прохладно. Мальчик первый раз подышит свежим воздухом. Вовчика с большим трудом завернули в одеяло, он вырывался, орал. «Пошли, Дора, только сама пальто накинь и платок». Ноги у Дорки дрожали, она медленно нащупывала ими ступеньки, боясь споткнуться в темноте. Двор был пуст, еще с утра соседи побежали в город, в свой любимый свободный город. Они тоже забыли, когда последний раз выходили на улицу. Ветер дул северный, колючий, по голубому небу быстро неслись небольшие белые облака, временами они прикрывали солнце, и тогда становилось совсем зябко.
Свежий воздух опьянил Дорку, она схватила Нину Андреевну за рукав, голова закружилась: «Мама, я упаду». — «Сейчас привыкнешь, к хорошему быстро привыкают, держись». Она боялась открыть глаза, стояла, опустив голову. «Дор, смотри, он щурится!» — воскликнула Нина Андреевна. Вовчик наполовину выполз из одеяла, только ножки оставались еще в плену, и, втянув головку в плечики, смотрел но сторонам. Как зверек, он втягивал носиком непривычные запахи, ручонками ухватился за бабушкин платок. «Он меня сейчас задушит-. Дора, он весь дрожит, боится». — «Холодно ему, мама, — Дорка с головой укрыла сына одеялом. — Привыкай, Вовчик, родной, привыкай, это твой город, твой двор, твой дом, твое небо, твоя Родина!» Мальчику было страшно, он ежился, закрыв глазки, уткнулся в бабушкину грудь.
— Здравствуйте, Нина Андреевна, с праздником, с Победой.
Нина Андреевна обернулась.
— Валюта, здравствуй, деточка. Ой, это твоя дочка? Уже такая взрослая?
Рядом с Валентиной стояла обвязанная большим платком девочка.
— Это моя Леночка, — ответила она и подумала: «Странно, живем в одном доме, а Нину Андреевну за всю войну, может, пару раз видела, всегда спешила, ни с кем не общалась». Валентина даже забыла, что та здесь живет.
— Кто там горько плачет? — Валентина с дочкой, привстав на цыпочки, улыбаясь, дотронулись до ножек ребенка, которые выскользнули из одеяла.
— Это мой внучок, Вовчик, Владимир Викторович. А ты что, Дору не узнаешь?
— Дорка? — Валентина от неожиданности отступила, девочка тут же присоединилась к матери, крепко ухватила ее за пальто. — Узнала! Дорка! — Валентина бросилась на Дорку, обняла, расцеловала в обе щеки, — Поздравляю, поздравляю!
Сегодня все в городе, знакомые и незнакомые, приветливо улыбались, поздравляли друг друга, обнимались, целовались. Солдат растаскивали по квартирам, угощали, чем могли, пытаясь узнать, хоть что-нибудь о своих и когда кончится эта проклятая война.
— Мы с Соборки, там народу тьма, музыка, танцы, господи, дождались. Победа! Дора, ты что, уже так быстро вернулась из эвакуации?
Дорка отрицательно покачала головой. Слезы душили ее, говорить не могла. Нина Андреевна ответила за нее:
— Здесь она была. Валюта, я ее у себя прятала. — Она почувствовала, что мальчишка дрожит от холода. — Пойдемте, девочки, к нам, чаек попьем, отпразднуем, как можем.
— Спасибо, Нина Андреевна, я только маму предупрежу, а ты, Леночка, ступай.