Лялечка рванула в проход между инструментами. Как из-под земли, перед ней возник продавец — молодой человек с усиками, волосами, зачесанными на косой пробор и сильно набриолиненными.
— Мадам, вы ищете инструмент? Мадам, для вас мы подберем самый лучший, на таком даже Ойстрах не играет. Вы знаете Ойстраха? Он наш, одесский, скоро о Додике весь мир узнает! Какой парень!
Продавец на мгновение умолк, пристально посмотрел на Лялечку, пытаясь понять, какой эффект произвели на нее его слова, а потом стал перечислять все подряд: какие фабрики, год выпуска, сколько медалей, на каких выставках получены. У Лялечки загорелись щечки, Ну все, эго надолго, Алексей Михайлович решил подождать супругу на улице, наблюдая за ней через стекло. Продавец, галантно распахивал перед дамой очередную крышку рояля. Перебирая одной рукой клавиши, что-то наигрывая, другой он нежно придавливал ей плечо, пытаясь усадить на вертящийся стульчик — мадам, сами насладитесь звучанием. Лялечка увертывалась. Рассматривая свое отражение в отполированных и начищенных до блеска инструментах, она думала, какой же выбрать, чтобы утереть нос этой воображале Ирен. Уродина, а как усаживается за свое разбитое пианино — все внимание ей. А ее только спрашивают: Лялечка, а вы играете? Может, это выбрать или вон то темно-бордовое, прямо как у моего костюмчика цвет, чего я его так редко надеваю?
Продавца стала раздражать эта безвкусно разодетая деревенская дура, он уже давно понял, что она вообще ничего не понимает, только морочит ему голову
— Мадам, вы решились, наконец? Дамочка, вы серьезно или так?
— Для ребенка стараюсь, не торопите меня, — зло выпалила Лялечка, видя себя за этим роскошным темно-бордовым инструментом, как ей все дружно аплодируют.
— А сколько лет ребенку? У вас сын или дочь?
— При чем туг сын, какая дочь? — возмущенно воскликнула Лялечка, она уже и забыла, что только что говорила, — Беру самый дорогой! — глаза ее надменно сжирали продавца.
— Так вам какой из дорогих, форте или пьяно? — насмешливо, с поддевкой. на весь зал громко переспросил молодой человек. — Так на что я выписываю чек?
Парочка, стоящая рядышком, с интересом слушала диалог между «мадам Фуфу» и юморным продавцом, на лице которого застыла усмешка. Лялечка не могла понять, почему этот тип злорадно улыбается и парочка вот смеется, может, грим размазался. Она быстро достала из сумочки зеркальце — нет, все в порядке. Откуда тогда эта толпа набежала, все смотрят, указывают на нее пальцами и хохочут.
Растолкав толпу, Лялечка пулей вылетела из магазина, дернула мужа за рукав с такой силой, что он еле удержался на ногах.
— Ляля, что случилось? Ты почему такого пунцового цвета, обидел кто?
— Ты виноват, ушел, меня бросил. Я инструмент выбираю, а этим вокруг весело, на меня пялятся, чтоб им глаза из орбит повылазили, аж шеи выворачиваются.
— Пусть выворачивают, если им не жалко свои шеи, — он ласково посмотрел на супругу, а сам думал: наверное, грубо приставал к ней какой-нибудь чудак, она этого не выносит.
Настроение у Лялечки окончательно испортилось, поднять его мог только ресторан, вот здесь ее вряд ли посмеют обидеть, своя она в ресторане, фору даст любому — только зацепи.
— Ты знаешь, у меня под ложечкой засосало, ты прав, давай заглянем в «Морской», пообедаем, как люди, там рыбу вкусно готовят, — прильнув к мужу и закатив глазки, прощебетала Лялечка.
— В следующий раз. Пошли домой, устал я, по дороге чего-нибудь купим, дома перекусим, хорошо отдохнем.
— Дома, дома... И так целыми днями дома, что я вижу кроме него? — от раздражения лицо Лялечки покрылось пятнами. — Вонючая коммуналка, в эту вонючую комнатушку не то что форте, даже пьяно не втиснешь. Боком ходишь, все время об угол стола бьешься. Посмотри — я вся в синяках.
Алексей Михайлович замедлил шаг, бегло бросил взгляд па жену, сначала хотел засмеяться, но, увидев обозленное Лялечкино лицо, только вздохнул: «Что ты несешь, дорогая, что за ерунда, кто там тебя в магазине так разыграл, пианино и фортепьяно — это одно и то же, стыдно такие вещи не знать».
— А меня этому никто не учил! — вызывающе буркнула Лялечка.
— Читала бы больше, а не валялась целыми днями и страдала от безделья, — Алексей Михайлович вспомнил старую бабушкину пословицу: «Бачылы очи, шо купувалы» и, втянув голову в плечи, понуро поплелся за женой.
«Дядя Леша! Дядя Леша!», — от неожиданности он вздрогнул, обернулся. Лялечка тоже остановилась и замерла — на ее мужа прыгнул какой-то грязный оборванец-босяк. Позор какой, еще кто-нибудь увидит.
— Кто это? — брезгливо сжав губки, закричала Лялечка.