— Дядя Веня, что с вами?
Старик молчал. Дорка схватила простыню, обмотала его, и вдвоем с Надькой, как ребенка, уложили дядю Веню на кровать.
— Куды? — завопила Галина. — Вин сцыться та сэрэ пид сэбэ!
Все обернулись на крик этой гадюки, на лицах соседей Галина прочитала приговор, от испуга задрожала: «Вин сам казав, шоб я туды его поклала, от спытайте его, от спытайте! Я все для него роблю, а як жеж».
— Руки о тебя не хочется марать, сука. Иван, вызывай милицию и «скорую», от гадюка, так гадюка, — старый Сидорчук не сдержался и плюнул в лицо Галины. — Что с таким человеком сделала, гадина.
Сидорчучка схватила мужа за руку и, очевидно, в назидание ему и другим, пробурчала, громко, чтобы все слышали: «Доигрался франт, нашлялся, на старости лет молодую захотел, вот и получил, на все сто процентов получил».
— Да будет тебе злобствовать, Маня. Ну и Новый год, встретили так встретили.
Надежда, прихватив Доркино масло, увела Вовчика в комнату, сняла с него обновки, уложила с бабой Катей спать. Старуха плакала, прижимаясь к ребенку, хоть ей боженька под конец жизни подарил хороших людей.
Дорка с Надеждой, как смогли, помыли Вениамина Александровича, одели, приехала «скорую», увезла его в больницу Иван привел милиционера, тот как-то сконфуженно объяснял, что дела это семейные. Галинка, обнявшись с Богданчиком, плакала, не забыв, вроде нечаянно, приподнять халатик, ее белые бесстыжие ляжки возбуждали слегка подвыпившего участкового, мешали составить протокол. Перед Новым годом он получил от Галины Станиславовны литр самогону и добрый шмат сала — благодарность за быструю прописку и «шоб всэ було як треба», и вот на тебе. Проклиная себя, он все юлил, то одно выспрашивал, то другое, однако так ничего и не написал. Решили завтра на свежую голову в отделении все заполнить.
Утром побежали на работу, а вечером дверь комнаты Вениамина Александровича оказалась закрытой на большой висячий замок. Отложили поход в милицию на потом, но Галинка не объявлялась, потихоньку все стало забываться. В воскресенье Иван сходил в больницу к дяде Вене, да припоздал, он уже умер от двустороннего воспаления легких, тело забрала жена. Галина так и не появилась, а через полгода в комнату по обмену въехали новые соседи. Пожилая пара, сын их закончил в Ленинграде институт, женился и остался там. Супруги обменяли свои две комнаты на Греческой площади на эту одну. И всем рассказывали, что в их доме жила сама Вера Холодная. Про доплату умалчивали, только сожалели, что потеряли «самый центр». Жильцы опять сдружились и радовались, что эта ужасная бандеровка больше не вернется.
Больше других радовался Вовчик, теперь опять его все любили, угощали чем могли. Особенно дядя Ваня, мальчишка с нетерпением поджидал, когда тот возвращался с работы. Иван высоко подбрасывал парня над головой, целовал в обе щеки, а Вовчик тащил ему всякие железяки мастерить санки и сачки, чтобы ловить бабочек или рыбок. У Ивана были две дочки, старшая, Ленка, родилась еще до войны, она уже в школу ходила, а младшая, Ниночка, появилась через год, как Иван с фронта вернулся, ей два годика — малявочка, все на руки просится. Жена дяди Вани, Валентина, глядя на Вовчика, не переставала удивляться: «До чего ж похож на отца, смотри, Вань, разговаривает, как Витька, и глазки закатывает, как он. Даже походка та, плечики приподнимает, когда ходит. Это же надо, а на мать не похож совсем».
Раньше Иван ревновал жену к другу, до армии она гуляла с ним. Так получилось, что Иван отслужил, а Витьку только забрали. Вот здесь Иван, что называется, и подсуетился. Да и Витька ни одного письма ей не написал. Он знал, что Иван в Валентину влюблен, и поступил по-товарищески. А потом уже, после армии, Витька Дорку встретил.
Мастеря с детьми незатейливые игрушки, Иван вспоминал, как будто вчера все было. На этом же месте теплым летним вечером, под этой же акацией они с Валентиной сидели и ели рачков, а Витька, озираясь, вышел из парадной с девушкой, и они быстро юркнули в ворота. Это была Дорка, мать Витьки как раз в ночную работала. Валентине Дорка поначалу не понравилась — и такая она, и сякая, какой парень наш Витька, ну хоть ты, Иван, ему скажи, столько девок хороших, всех своих подруг уже пересватала, а он все с этой. На пляж часто ездили, особенно Лузановку любили. В тот день человек двенадцать поехало, кто уже женат был — с женами, как он с Валентиной, а Витька первый раз с Доркой. Ладная она была, ничего не скажешь, все при ней, фигурка, грудь, ножки. Витька все ее тащил в заросли диких маслин, там обычно прятались парочки от посторонних глаз, Валька бесилась, ревновала, чистить рыбу отказывалась... Иван улыбнулся, щелкнул Вовку но носу: «Кто так держит молоток? Сынок, вот так, понял?» У Витьки хоть сын остался, а после Аркашки никого. Эх, даже отца его не защитили.