Вовчик прошмыгнул во двор так быстро, что не успел поймать в свой адрес ни слова. Холостячки что-то серьёзное обсуждали и были уж очень увлечены. Дверь в комнату была приоткрыта, на диване сидели мать с тёткой.
— Где ты шляешься целый день? Мало нам горя, так еще ты.
— Что это ты притащил? Господи, где ты их взял?
Вовчик так устал, что не мог ответить сразу.
— В больнице доктор дал.
— В какой больнице? — не унималась Дорка.
— В Херсонской.
— Кто тебе дал?
— Я говорю — доктор.
— Как дал? Зачем?
— Я попросил для бати, ну, для бабы Кати, он и дал, говорит, бери, раз нужно.
— Уже никому не нужно, Вовчик!
Он рванул ширмочку, баба Катя лежала в той же позе.
— Баба Катя, я принес тебе костыли, настоящие, ты поспи, а завтра мы с тобой будем ходить, — мальчику показалось, что бабушка кивнула ему головой.
— Вова, пойдёшь спать к соседям, — Дорка первый раз, сама не зная почему, назвала сына по-взрослому.
— Зачем? — только сейчас он увидел заплаканные глаза тётки и матери.
— Нет больше твоей бабы Кати, нашей бабушки, ушла она от нас.
— Умерла она, старенькие умирают, сначала болеют, а потом умирают.
Вовка попятился назад и, не замечая столпившихся в коридоре соседей, заплакав, убежал.
Нет, как же так, он ведь принёс настоящие костыли, разве она не могла подождать, начата бы ходить и выздоровела. Нужно было раньше стырить эти проклятые костыли, он ведь давно хотел, а всё боялся.
— Вовчик, пойдем к нам, — его обняла тётя Валя, Ленка с Ниночкой потащили за руки. Мальчик не сопротивлялся, опустил голову, чтобы никто не видел его слёз, и пошёл за тётей Валей. Утром, пока все ещё спали, он сбежал домой. В комнате было полутемно, на диване сидела мать в чёрном платке, она сразу бросилась к сыну.
— Нельзя, сюда нельзя, иди во двор, я тебя потом позову.
Из-за ширмочки вышла соседка и поставила помойное ведро.
Мать потащила его во двор к уборной, не замечая сына.
— Всё, мы её обмыли. Где одежда? Во что будем одевать покойницу, Дора? — женщины по-деловому вытирали руки одним полотенцем.
— Поссоримся из-за кавалера.
— Пусть сначала он появится.
Старухи захихикали, потом покрестились: «Господи, прости душу грешную, покойница, видать, тоже немало нагрешила на своём веку, уж такая фартовая была, куда там. Вовчик, а ты чего тут?» Женщины замялись, неудобно стало перед ребёнком, покойница в доме, а они языки распустили, засуетились, схватили лежащую на столе одежду и задёрнули за собой ширму.
Мать вернулась с пустым ведром, он уткнулся ей в живот и горько заплакал. Мальчик уже много похорон видел, все умирают и умирают, всё она, война проклятая. Он слышал, как соседи говорили, если бы не она, и его баба Катя жила бы и жила.
Дядя Ваня на заводе заказал гроб и машину, мать с тёткой Надей у всех денег на похороны назанимали. Весь двор провожал бабу Катю, все плакали и говорили, какая она была добрая, как всем помогала, утешала. Лучше врачей лечила своими травками, сама, небось, тоже горя хлебнула, шутка ли на старости лет на улице оказаться, хорошо ещё Дорка приютила. А хоронит как, не каждый так родную мать в последний путь проводит, а здесь и кормили и одевали чужую старуху. Вот дожили, мужиков нет, чтобы гроб вынести — одни бабы. И шофер — баба.
Похоронили бабу Катю на Слободском кладбище. Во дворе под акацией были поминки, пили кислое вино, мама с тёткой, посидев немного, ушли домой. Постепенно разошлись соседи, за столом остались дворовые выпивохи, они уже не помнили, из-за чего им поставили сегодня.
Утром Вовчик проснулся один. Мать и тётка ушли на работу. Он заглянул за ширму — кровать бабы Кати была аккуратно заправлена. Зеркало занавешено простынёй, страх и дрожь охватили мальчика, он попятился к двери и выскочил в коридор. На кухне новые жильцы варили кофе.
— Вовчик, иди к нам, давай сюда!
Мальчик оглянулся на дверь, никто за ним не гнался. Чего он так испугался? Он ведь не один. Сейчас соседка будет рассказывать, какая хорошая квартира у них была на Греческой и как хорошо жить в центре.
— А когда ваша Марочка приедет?
— Теперь нескоро, только следующим летом, может быть, лучше бы наш сынок приехал, чем эта.
Старик сурово посмотрел на жену, потом вздохнул и пододвинул маленькую чашечку мальчику. Кофе был горячий, горький и невкусный.