– А меня, гражданин? А меня? Я роздал бедным все свое имущество и капиталы. Это было давно. У меня есть документы.
– Не знаю, право. Все зависит от точки зрения и целей Коллегии Высшей Решимости.
– Позвольте вам сообщить, уважаемые граждане, что примитивная полезность ближним еще не оправдывает существование человека на земле. Этак всякая тупая нянька имеет право на существование. Это – старо. Как вы отстали!
– А в чем же ценность человека?
– В чем же ценность человека?
– Не знаю.
– Ах, вы не знаете! Зачем же вы лезете с объяснениями, если вы не знаете?
– Простите. Я объясняю, как умею.
– Граждане! Граждане! Смотрите! Люди бегут! Какое смятение! Какая паника!
– О сердце мое, сердце мое… А-а-а… Спасайтесь! Спасайтесь!
– Стойте! Остановитесь!
– Не увеличивайте паники!
– Стойте!
Бежали по улицам толпы. Бежали краснощекие молодые мужчины с беспредельным ужасом на лицах. Скромные служащие контор и учреждений. Женихи в чистых манжетах. Хоровые певцы из любительских союзов. Франты. Рассказчики анекдотов. Биллиардисты. Вечерние посетители кинематографов. Карьеристы, жулики с белыми лбами и курчавыми волосами. Потные добряки-развратники. Лихие пьяницы. Весельчаки, хулиганы, красавцы, мечтатели, любовники, велосипедисты. Широкоплечие спорщики от нечего делать, говоруны, обманщики, длинноволосые лицемеры, грустящие ничтожества с черными печальными глазами, за печалью которых лежала прикрытая молодостью холодная пустота. Молодые скряги с полными улыбающимися губами, беспричинные авантюристы, пенкосниматели, скандалисты, добрые неудачники, умные злодеи.
Бежали толстые женщины, многоедящие, ленивые. Худые злюки, требовательные и надоедливые, скучающие самки, жены дураков и умниц, сплетницы, изменницы, завистливые и жадные, сейчас одинаково обезображенные страхом. Гордые дуры, добрые ничтожества, от скуки красящие волосы, равнодушные развратницы, одинокие, беспомощные, наглые, просящие, умоляющие, потерявшие от ужаса все прикрывающее изящество форм.
Бежали корявые старики, толстяки, низкорослые, высокие, красивые и уродливые.
Управляющие домами, ломбардные женщины, железоторговцы, плотники, мастера, тюремщики, бакалейщики, любезные содержатели публичных домов, седоволосые осанистые лакеи, почтенные отцы семейств, округляющиеся от обманов и подлости, маститые шулера и тучные мерзавцы.
Бежали густой, стремительной, твердой и жесткой массой. Пуды тряпья окутывали их тела и конечности. Горячий пар бил изо ртов. Брань и вопли оглашали притаившееся равнодушие брошенных зданий.
Многие бежали с имуществом. Тащили скрюченными пальцами подушки, коробки, ящики. Хватали драгоценности, детей, деньги, кричали, возвращались, вздымали в ужасе руки и опять бежали.
Но их вернули. Всех. Такие же, как они, стреляли в этих, забегали вперед, били палками, кулаками, камнями, кусались и кричали страшным криком, и толпы бросались назад, оставляя убитых и раненых.
К вечеру город принял обычный вид. Трепещущие тела людей вернулись в квартиры и бросились на кровати. В тесных горячих черепах отчаянно билась короткая и острая надежда.
– Ваша фамилия?
– Босс.
– Сколько лет?
– Тридцать девять.
– Чем занимаетесь?
– Набиваю гильзы табаком.
– Говорите правду!
– Я говорю правду. Четырнадцать лет я честно работаю и содержу семью.
– Где ваша семья?
– Вот она. Это моя жена. А вот это сын.
– Доктор, осмотрите семью Босс.
– Слушаюсь.
– Ну, каковы?
– Гражданин Босс малокровен. Общее состояние среднее. Жена страдает головными болями и ревматизмом. Мальчик здоров.
– Хорошо. Вы свободны, доктор. Гражданин Босс, каковы ваши удовольствия? Что вы любите?
– Я люблю людей и вообще жизнь.
– Точнее, гражданин Босс. Нам некогда.
– Я люблю?… Ну что я люблю?… Я люблю моего сына… Он так хорошо играет на скрипке… Я люблю поесть, хотя, право, я не обжора… Я люблю женщин… Приятно смотреть, как по улице проходят красивые женщины и девушки… Я люблю вечером, когда устаю, отдыхать… Я люблю набивать гильзы… Могу – пятьсот штук в час… И еще многое я люблю… Я люблю жизнь…