С началом Второй мировой войны Поль Пуаре перебирается в Париж, где записывается на биржу труда. В анкете безработного, в графе о предыдущем месте работы он пишет: «Поль Пуаре», и юный клерк отказывается принимать эту неполную информацию. По легенде, великий кутюрье ответил по этому поводу: «Мне жалко народ, который не помнит своих героев!»
Поль Пуаре умирает в оккупированном Париже 28 апреля 1944 года в полном забвении.
Однако уже с конца 1950-х годов начинается возрождение интереса публики к творчеству Поля Пуаре. И что неожиданнее всего, этот интерес был спровоцирован его вдовой, Денизой, устроившей первую ретроспективную выставку его моделей. Музеи моды мира начинают каталогизировать модели с грифом Paul Poiret. В эпоху хиппи, в конце 1960-х, в Нью-Йорке возникает мода носить винтажные вещи от Пуаре. Выставки его творчества собирают толпы почитателей его немеркнущего таланта. Цены на модели маэстро начинают стремительно расти вверх, коллекционеры раскупают флаконы духов «Розин», подушки и коврики от «Мартин». Лично мне удалось впервые познакомиться поближе с творчеством великого Пуаре лишь в начале 1980-х годов в Париже. Тогда была еще жива одна из дочерей Пуаре, Пьерина, она-то и позволила мне переснять уникальные фотографии из своего личного архива для подготовки моих лекций по истории моды во французской школе моды «Эсмод». Тогда я впервые увидел эти великолепные архивные материалы. Пьерина Пуаре говорила, что у нее находится и значительная коллекция русских вышивок, кокошников и платьев, привезенных ее отцом из Москвы в 1911 году. Увы, тогда финансовые возможности не позволили мне приобрести эти экспонаты для своей личной коллекции. Но судьба распорядилась иначе, и часть из них все же попали ко мне, но много позднее.
В мае 2005 года весь мир коллекционеров модной одежды был возбужден как никогда. Причиной их съезда в Париж стала аукционная продажа огромной коллекции семьи Пуля Пуаре, перевернувшего представление о женский красоте и гармонии цветов в начале века и снявшего корсет с талии наших бабушек или прабабушек. Этой продажи (а готовилась она три года) давно ждали собиратели и музеи со всех концов света.
В течение двух дней с молотка ушло более пятисот лотов вещей из личного гардероба жены Поля Пуаре, Денизы, и их дочерей. Сегодня найти предметы с грифом отца моды XX века не так просто, а в случае везения придется выложить за них круглые суммы. Но результаты аукциона превзошли самые смелые прогнозы: предметы с грифом этого замечательно талантливого мастера стоили от 7 до 60 тысяч евро, абсолютным рекордом стало платье, стоимость которого поднялась до 100 тысяч евро. Многие модели были приобретены Парижским музеем моды во дворце Галлиера, иные попали в Нью-Йорк в Институт костюма при Метрополитен. Некоторые вещи закупили Институт костюма в Киото, Музей моды в Сантьяго де Чили и другие собрания старинной одежды развитых и цивилизованных стран.
Одна из последних выставок Пуаре прошла недавно в Нью-Йорке в Метрополитен и вызвала ажиотаж у публики, а осенью 2011 года, празднуя столетие первого визита Поля Пуаре в Россию, его вещи предстанут в залах Кремля в Москве на большой ретроспективной выставке, посвященной его творчеству. Мы верим, что и эта книга станет прекрасным подспорьем для всех ценителей моды, почитателей творчества Поля Пуаре и его эпохи.
Александр Васильев, историк моды, Москва – Париж, 2011
I. Молодость
Посвящается памяти моей матери
Я – парижанин, из самого сердца Парижа. Я родился на улице Дез-Экю, в Первом округе, где мой отец держал суконную лавку под вывеской «Эсперанс»[3]. Это была узкая улочка, протянувшаяся от улицы Лувр до улицы Берже.
Лавка отца занимала первый этаж дома, вдоль всего фасада. Напротив расположились со своими лавочками мелкие коммерсанты, чьи дети заполоняли улицу: затейливо причесанная торговка фруктами, эльзасский сапожник Льебенгю, столяр Фрешинье, виноторговец Мишо и мясник Бадье, позже, уже в наши дни ставший миллионером. Чуть подальше находилась фабрика засахаренных каштанов и компотов, которая благоухала на всю округу и доставляла мне несказанное наслаждение. Мне говорили, что первыми словами, какие я произнес, были «крон пупаци». Как утверждают знающие люди, этим я давал понять, что мне нужны карандаш и бумага. Таким образом, призвание художника проявилось у меня раньше, чем призвание кутюрье. Однако мои первые произведения не сохранились: по-видимому, забота и внимание окружающих затрагивали лишь меня самого.