Жизнь моя проходила в квартире матери, занимавшей второй этаж, и в лавке отца, куда мне временами разрешали спускаться. В доме у меня были друзья – кошка, собака и один старый приказчик, Эдмон, который мастерил мне нехитрые игрушки. Из четырех деревянных планок он мог сделать и тележку, и бильярдный стол; а еще он потакал моим хулиганским наклонностям, обучая обстреливать булавками служащих магазина «Лувр», миролюбивых прохожих, несших за плечами необременительный груз – связку воздушных шариков: я целился именно в шарики, они не выдерживали такой канонады и сразу же лопались.
Мать часто брала меня с собой, отправляясь за покупками.
Я очень любил ходить с ней по магазинам – мне нравился там запах пыли и духов, а еще больше нравилось бывать с ней в гостях, где я притворялся, будто занят игрой, а на самом деле упоенно вслушивался в дамские разговоры с обычными для них банальностями.
Поль с мамой, 1870-е годы
Меня всегда очень хорошо одевали; помню черный бархатный костюмчик, я им очень гордился; колечко, золотой ободок, в который были вделаны цветочки из бирюзинок. Однажды мы с мамой направлялись в «Базар дель Отель де Биль»[4], и, проходя мимо террасы кафе, я положил колечко на один из столиков. Час спустя мы возвращались домой той же дорогой, я страшно удивился, не найдя колечка на том месте, куда я его положил. Когда мама узнала причину моего огорчения, то пожурила за наивность и сказала, что надо всегда остерегаться воров… Уже тогда я отличался доверчивостью, которая вредила мне в течение всей жизни.
Я не верил, что на свете бывают воры, и осознал это только сейчас. Помнится, я не отличался хорошим аппетитом, и, чтобы заставить меня съесть несколько кусочков мяса, требовались долгие, бесконечные уговоры. Отец обещал подарить мне куклу Полишинеля[5], если я съем бифштекс. А мне до этого приглянулся один ярко раскрашенный Полишинель в витрине магазина «Детский рай», находившегося поблизости от нашего дома, и, едва успев проглотить последний кусочек бифштекса, я бросился за игрушкой и торжественно унес ее к себе.
Отец, 1870-е годы
Отец был добрым человеком, хотя с виду казался сухим и нелюбезным, а мать – очаровательная женщина, полная кротости и нежности, и по воспитанию и образованию она была гораздо выше людей ее круга. Я был свидетелем, как росло благосостояние моих родителей, как они радовались, покупая новую обстановку и украшая свое жилище. Все вещи, впоследствии составившее наше имущество, приобретались на выставках 1878, 1889 и 1900 годов.
Не всегда покупки бывали такими уж изящными, но в них чувствовалось стремление к совершенствованию, постепенному развитию чувства прекрасного. Культуру нельзя нажить за один день.
Короткая история из жизни лучше, чем длинное предисловие, покажет, к какому слою общества я принадлежал. У моей бабушки с отцовской стороны было девятнадцать братьев и сестер, и все дожили до почтенного возраста. Мы часто собирались по праздничным дням у самых состоятельных из родичей; большинство из них были мелкими буржуа и жили в районе Исси-ле-Мулино[6].
Однажды – мне тогда было семь лет, но я помню все так ясно, словно это было вчера, – мне сказали, что моя тетя, мадам Поль, умирает и надо повидаться с ней в последний раз.
Меня привезли в дом дяди Поля, который сказал мне:
«Кисанька заболела, так что не шуми тут», – и провел в спальню жены. Она лежала на такой высокой кровати, что я не сразу ее увидел и разглядел только красную перину, кружевное одеяльце на ноги, вывязанное крючком, и торчащий из груды подушек длинный, острый, очень бледный нос. Меня подхватили под мышками и подняли, чтобы я мог дотянуться до тети и поцеловать ее. Она сказала какие-то противные приторные слова, что-то насчет неба, и меня опустили на пол.
В коридоре я снова встретил дядю Поля, он не знал, чем заняться, и ходил, шаркая шлепанцами, от клетки с попугаем к напольным часам и обратно. Он был уже стар и порой терял чувство реальности.
5
Французский «родственник» русского Петрушки, неисправимый болтун, совершенно не умеющий хранить секреты. Отсюда выражение «секрет Полишинеля».