Я киваю светлокудрой надежде безопасности, чье присутствие гарантирует наши жизни хотя бы на время обеда, — потому что один раз в Рабате, а другой раз в Хартуме неприятности имели место именно в дипломатической гостиной, — и начинаю беседу с хозяином.
Конечно же, мы не опоздали. Даже оказались первыми, хотя приехали точно в час, указанный в приглашении. Немного запоздать и потом извиниться — в этом тоже есть своя тонкость. Обычно подразумевается, что тебя задержали в министерстве иностранных дел, или ты торчал на аэродроме, или ждал, чтобы расшифровали спешную радиограмму. Некоторые даже специально звонят по телефону и сообщают, что приедут не в 20.00, а в 20.10 или 20.15, потому что… Просто для того, чтобы придать себе побольше веса в глазах коллег.
Посол очень рад меня видеть. Он заявляет это каждый раз, и при каждой встрече мы обещаем друг другу выбрать время, чтобы всласть поговорить о книгах и картинах. Он по образованию философ, имеет печатные труды, один из которых даже называется «К вопросу об идее прекрасного у Гегеля; по памятникам искусства позднего эллинизма в некоторых римских городах Северной Африки». Почему он бросил философию и эстетику и взялся за дипломатию, — один из тех вопросов, на которые очень трудно найти ответ. Оттого я и себе самому никогда его не задаю. Во всяком случае, этот человек был очень приятным дилетантом, а в области изобразительного искусства не упускал случая подчеркнуть свои гетевские вкусы, ибо господин посол опирался только на хорошо проверенные школы, оценки и традиции. Он показывал мне довольно большое собрание живописи и графики — «да, это мои, как и почти вся мебель здесь», — немало произведений немецких мастеров конца XVIII — начала XIX вв. с категорическими признаками академического классицизма, кое-что из малых голландцев (только однажды посол заметил: «Это копия, но хорошая копия, прошлый век»), несколько гравюр венецианцев и даже одну — Рембрандта.
Я внимательно смотрел и восхищался, когда искренне, когда хорошего воспитания ради. Пожалуй, у него действительно было несколько хороших работ. Посол лет тридцать трудился на дипломатическом поприще, объехал многие страны Азии и Европы, долгое время пробыл в Советском Союзе, а последний его мандат был в Финляндии.
— Там я познакомился с русскими эмигрантами, которые торгуют картинами и иконами. Вот этот рисунок Репина я купил у них. И эту икону. Посмотрите и это евангелие. Я долго думал, что имитация, а оказалось — оригинал, замечательная школа Киево-Печерской лавры.
Он с восхищением говорил о мозаике апсиды Софийского собора в Киеве «Причащение апостолов», о знаменитых образах (тридцать один!) Богоматери Оранты, потом стал проводить параллели с мозаикой в Санта-Мария-ди-Маджоре в Риме и известным образом Христа Вседержителя в соборе возле Палермо. Он говорил о новгородских и ладожских иконах, а я напрягал память, как недоучившийся критик, и не мог решить, его ли это мысли или я и сам встречал нечто подобное у Лихачева. Или это просто параллели, не имеющие никаких историко-художественных оснований, и в этом случае мне нечего смущаться и можно смело развивать их дальше — св. София в Стамбуле, образ св. Андрея в археологическом музее в Салониках, мозаики Равенны. Обратите внимание, господин посол, и на раннехристианские мозаики на побережье Северной Африки, в которых стремление к ясной, упрощенной, но схематичной линии, проникнутой аскетизмом и богоискательством, убивает жизненность изображения, плоть, певучее звучание красок. Я уже говорю без устали, тем более что мне приходилось кое-что читать о греческих и римских мозаиках.
— Да, — замечает он, — вы расширяете круг наблюдений. То, что вы говорите, чрезвычайно интересно.
И я замираю от суетного удовольствия, потому что, согласитесь, это — очень человеческая слабость, после чего в этой пустыне человеческих отношений внезапно нечто расцветает, виски приобретает более пастельные тона, а кубик льда начинает таять быстрее…
К тому же разговор дилетантов в искусстве и науке особенно увлекателен, потому что они не боятся ошибиться, не рискуют подорвать свой авторитет высокоученых специалистов, приятно проводят время и играют в увлекательную игру наблюдений и догадок.