Он говорит:
— Интересно, что мозаики Италии и Византии более позднего периода сохраняют черты эллинистически-христианского стиля, характерного для Ближнего Востока. Я наблюдал это явление в Сирии и Ливане. Впрочем, не знаю, можно ли еще защищать эту точку зрения, хотя лично мне она кажется убедительной. Одну минуту…
И он протягивает руку к огромному книжному шкафу, в котором книги расставлены любовно и заботливо, и достает какой-то том.
— Вот послушайте, что пишет Нордстрем…
Убил! Кто такой Нордстрем? При всей своей суетной любознательности я никогда не слышал о нем и мог только догадываться, что это какой-то скандинав. Я знаю Нострадамуса — но это совсем другое дело.
— Послушайте, что он говорит о теории Баумштарка…
Но тут слышен голос хозяйки. Оказывается, приглашенные начинают съезжаться. Каждый раз, стоит господину послу услышать голос жены, как его голое темя неизвестно почему краснеет. Извинившись, он сует мне в руки книгу несчастного северянина, который много работал на юге, в церквах Равенны. Я оставил ее на столике, однако, когда мы уходили, хозяин не забыл протянуть ее мне:
— Прочтите непременно. Это поистине сокрушительная критика, основанная на глубоком знании и тщательном исследовании предмета.
И я взял книгу, перелистал, захлебнулся в библиографических ссылках, цитатах, анализах, незнании всей этой сложной материи и отложил ее. Мне было досадно, что я не сумел сразить его какой-нибудь цитатой из книги В. Н. Лазарева о византийской живописи, которую во время последнего отпуска купил в Софии, но до сих пор не собрался с силами, чтобы ее прочесть. Если все мы начнем покупать книги с твердым намерением прочесть каждую от корки до корки, тиражи упадут катастрофически. Я и по сей день что-то не слышал, чтобы многие цитировали сонеты Шекспира, «Божественную комедию» Данте или «Опыты» Монтеня, но при всем при том этих книг в магазинах не отыщешь ни за какие блага. Что и говорить, очень солидно, когда в книжном шкафу у тебя стоят Шекспир, Данте и Монтень, а по вечерам в кровати можно читать разные реквиемы о молодых, но совершенно падших дамах или о приключениях в горах возле границы.
Мой хозяин так увлекся, что забыл, зачем позвала его супруга. Только один раз, оглядевшись, он сказал:
— Но почему остальные так запаздывают?
Мы были в библиотеке, откуда через узкую дверь открывался вид на две больших гостиных. Вдруг за дверью мелькнула чья-то фигура, хозяин снова покраснел, сказал «извините», и мы перешли к гостям.
Гости пили аперитив. Как обычно, это была небольшая доза виски с кусочком льда, немного разбавленная водой.
Затем хозяйка мило пригласила нас в столовую, где уже горели свечи и два официанта в белых смокингах и белых перчатках ждали, когда войдут гости, чтобы помочь дамам сесть, а мужчины могут и сами придвинуть свои стулья. Потом каждый смотрит в карточку меню, ибо человеческое любопытство так же неистребимо, как и желание вкусно поесть. После этого я уже успокоенно осматриваю соседей и визави. Нужно посмотреть, как рассажены гости, другими словами, проявил ли хозяин особое предпочтение к кому-либо, нарушив ради гостя установленный порядок. Нет, все так, как и должно быть. Теперь можно заняться едой. Слева официант уже подает блюдо на левой руке, правая убрана за спину. На серебряном блюде благодушно разлеглась тщательно очищенная от костей рыба дорадо, обложенная грибками и креветками. Полив порцию рыбы соусом из петрушки, масла и укропа, я начинаю один из бесконечных застольных разговоров, в которых ничего особенного не говорится, зато потом каждый думает, что опять съел лишнего, а ведь давал зарок воздержаться. И все-таки в гостях как-то легче ограничивать себя. Слышу, что меня о чем-то спрашивают, тут же «включаюсь», поднимаю глаза.
— Да, — отвечаю я своей соседке, — я уже получил приглашение и тоже в затруднении, потому что через два дня открывается наша выставка, на которой будет присутствовать господин министр культуры. Посмотрим, что можно будет сделать.
Кто-то напротив нервно закуривает. Я не слышал, чтобы он предварительно попросил разрешения у своей соседки. Здесь у меня преимущество: хотя и временно, я бросил курить…
Официант уже наливает красное вино к медальонам из телятины.
Мы снова в гостиной. В северной, потому что в этом доме южная гостиная — владение дам.
Сейчас поднесут лакмусовую бумажку, благодаря которой можно определить крепость нервов моих коллег. Большинство из них от кофе отказывается — не то время дня, после кофе трудно заснуть.
Сидящий рядом со мной коллега чувствует себя неважно: я знаю, что уже год, как его скрутил радикулит; другого же мучит колит — не знаю, бывает ли такая болезнь на нервной почве, но, может быть, бывает? Он самолюбив до безумия, всегда стремится первым узнать любую новость, первым пригласить такого-то министра, первым получить приглашение от такого-то министра, первым устроить посещение правительственной делегации и первым проводить в свою страну правительственную делегацию. Даже когда он ходит на стадион смотреть футбол («студентом я играл за академический клуб левого нападающего»), и там любит быть первым. И сейчас он первым тянется к стакану минеральной воды и тут же возвращает его — «будьте добры, принесите безо льда, если можно». Разумеется, можно, воля гостя — закон, и через минуту появляется стакан теплой воды. Вот, должно быть, преснятина в такую жару! Лучше выпить стакан «Амаро Коры» — ее пьют при комнатной температуре, она способствует пищеварению и имеет очень приятный горьковатый привкус.