— Конечно, ты прав. Со своей точки зрения.
— А с твоей?
Глядя на Хэнка в профиль, невозможно точно определить выражение лица. Особенно в такие минуты, когда все черты замирают.
— Я уважаю женщин.
— Всех подряд?
— Да.
А я вот — нет. Может быть, потому что мою маму тоже можно отчасти назвать…
— Они дарят нам жизнь во всем её великолепии.
— Однажды.
— Ошибаешься. Сначала впервые, а потом — бесконечно. До самой смерти.
Романтик. А может, на него просто пагубно подействовала юность, проведенная с выводком сестер. Или же…
— Ты что, влюбился?
Улыбается. Уголком рта.
— Не обязательно влюбляться в человека, чтобы любить весь мир.
У меня так не получается. И наверное, не получится никогда.
— Тебя подвезти к самому дому?
— Не обязательно. Лучше пройдусь от ворот.
— Как хочешь. — «Родстер» остановился у пограничного столба между имениями. — Жаль, что все это подпортило тебе настроение. Правда, жаль.
Речной песок тонко захрустел под ногами, когда я выбрался из машины.
— Ничего, так все равно должно было произойти.
— Фрэнк!
— Что ещё?
— Я собирался подождать до праздника, но… — Он протянул мне маленькую лакированную коробочку. — Лучше подарю сейчас. Вдруг это принесет тебе удачу пораньше?
Медальон на черном бархате: человечек в окружении латинской надписи.
— Твой святой. На счастье.
Счастье, тоже мне! Безумец[6], все отдававший людям — какой пример можно с него взять? Но вещица дорогая. И явно сделана на заказ.
— Давно придумал?
— В нашей семье есть такой обычай: на день совершеннолетия передавать опеку от родителей ангелу или святому. Они справляются не хуже родственников.
Я тоже улыбнулся. По крайней мере, попробовал.
— Спасибо.
— Увидимся!
Хэнк всегда спешит, потому что везде и всюду кому-то нужен. Но никогда не уходит раньше, чем удостоверится, что его душеспасительные послания добрались до места назначения. А мне и вправду стало легче. Немного.
Медальон показался холодным только в первый миг соприкосновения с кожей, а потом уже вовсе не ощущался на теле, как будто стал с ней одним целым. Наверное, он и со стороны смотрелся хорошо, но я застегнул пуговицу рубашки, пряча изображение святого от чужих глаз.
Имение сенатора кишмя кишит прислугой и охраной лишь в те мгновения, когда сам хозяин находится дома, а в остальное время огромный парк выглядит совершенно безлюдным и почти диким, особенно если пройти напрямик, мимо меланхоличных игуан, а не держаться главной аллеи. Свежая сочная трава не слишком хорошо сочетается с обувью? Ну и пусть. Почистят. Надо же лентяям отрабатывать жалованье, на которое сеньор Линкольн, прямо скажем, не скупится? Плохо только, что ноги сами собой выходят на привычный маршрут.
— Братик!
Пузатая мелочь полюбила эту беседку ровно с начала моих каникул и словно нарочно располагалась под ажурными сводами именно в те минуты и часы, когда мне требовалось душевное уединение. Сегодняшний день, увы, тоже не стал исключением. Хотя если вспомнить, сколько сейчас времени, Генри полагалось бы принимать второй завтрак, а не болтаться с книгой так далеко от дома.
— Ты что здесь делаешь?
— Мама сказала пойти.
Выпроводила подальше, то есть. Интересно, зачем?
— Не скучно одному?
— Я читаю!
Какие мы гордые…
— И далеко ушел с прошлого раза?
Читает он хорошо. На самом деле. Но между складыванием букв в слова и пониманием полученных слов есть некоторая разница, труднопреодолимая в юном возрасте.
— Не-а.
— Где застопорился?
— Здесь! — Пальчик ткнулся в очередную вычурно нарисованную строчку.
«Много советов испросил король у мудрых людей, чтобы найти способ исцелить своего сына, но ни одно чудодейственное средство не помогло. Все, что мог сделать король, это окружить принца заботой и верными людьми, только время шло все быстрее и быстрее, мальчик превратился в прекрасного юношу и однажды захотел покинуть дворец…»
Вот ведь дурак. И чего ему дома не сиделось?
— По-моему, все понятно.
— Это я тоже понял. А потом?
«И отправился он в путь, в окружении многочисленной челяди. Но разразилась буря, разметавшая всех слуг по сторонам. В поисках укрытия от дождя и ветра принц долго брел по незнакомым дорогам, пока не нашел прибежище под корнями огромного дерева. Но едва он устроился в тепле и сухости, кто-то позвал его из-за водяной стены.»
— У нас такая буря может случиться?