Охранник сдвинулся в сторону двери, готовый в любой момент добраться до меня, но Петер никак не отреагировал на проявленное усердие. Смотрел, не отрываясь, только взгляд у него при этом почему-то был отсутствующий. Абсолютно.
И все-таки, вопроса я дождался. Лишенного всех возможных эмоций.
— Что ты здесь делаешь?
— Работаю.
— С брошенным имуществом?
— Брошенным. Выкинутым. Никому не нужным. С мусором. В мусорной конторе я работаю, знаете ли.
Как можно остаться полнейшим истуканом и одновременно выразить презрительное сомнение?
— Можете спросит у моей начальницы. Сеньора Долорес с удовольствием ответит на ваши вопросы. Хотя… Нет, пожалуй, все-таки без удовольствия.
Кивок. Не мне, конечно. Другому мальчику на побегушках. Звонок. Короткий разговор, о содержании которого меня в известность никто ставить не стал. Ещё один долгий взгляд мертвой рыбины и, наконец, скоропостижный отъезд восвояси. Прежде чем мне пришло в голову попроситься проехаться до Низины, а жаль.
Заходящее солнце вовсю маячило в окне комнаты, розово-золотое, уже почти не жгучее, и света давало достаточно, чтобы видеть: ничего не изменилось. Но ждать становилось уже обыденной привычкой. Такой же, как и разговоры на сон грядущий.
— Я снова перестал что-либо понимать, Хэнк. Этот город… Я совсем его не знаю. Представляешь? Здесь творится какая-то чертовщина.
И творилась раньше. Наверняка. Не в один день Карлито задумал и осуществил похищение. Неслучайно он вообще задался такой целью, если уж на то пошло. Сделать пакость, наябедничать, оказаться нерасторопным, когда нужна четкость, точность и скорость — это в его духе. Ему ведь нужно было прежде всего заявить о себе, заставить обратить внимание, но не более.
Чувствовать, что многое завязано на нем — большего Карлито не требовалось. Откуда взялось желание действовать, к тому же именно таким странным образом? Он даже подготовился. Изучил необходимые материалы. Провернул задуманное так, что мгновенной погони не было. И был уверен: все делает, как надо. Но не как надо ему самому. Опять же, слова о подарке…
Тобой кто-то руководил, парень. Ты считал, что исполняешь его поручения, потому и старался вовсю. Натворил больше, чем тебе приказали. А может, просто затеял все не вовремя, иначе некий «учитель» не прислал бы ангела смерти по твою душу.
И ты пытался меня спасти. Звучит не просто странно — невероятно. Тот, от кого я всю прошлую жизнь под одной крышей получал только подлянки, искренне хотел меня защитить? Бред сумасшедшего. И он же — реальность. Единственная, которая у меня сейчас есть, но…
Не единая, как выяснилось.
— А ещё хуже, Хэнк… Ты бы спросил: разве такое может быть? Так вот, оказалось — может. Я и себя не знаю. Теперь. Не знаю совсем.
Чем это было? Наваждением? Помешательством? Проделками любимых духов Лил? Не знаю. Не могу понять.
Ясно лишь одно: это меня спасло. И может, поэтому не стоит лишний раз тревожить мир вопросами?
Светало медленно. Так занудно и лениво, что я поплелся на кухню. За кофе.
На дне жестяной банки нашлась горсть зерен. Слегка залежалых, правда: пришлось кинуть их на сковороду, подвялить и только потом размолоть, дыша горячим горчащим ароматом. Залить водой, поставить на огонь, предотвратить попытки побега восемь раз кряду, достать кружку и…
Услышать голоса. Причем не на улице, а в доме. Собственном доме. На лестнице.
— Сеньор, вы поступаете необдуманно.
— Можешь подать в отставку хоть сейчас, Петер. Я подпишу рапорт и сниму с тебя всю ответственность.
— Вы же понимаете, что это невозможно?
— Я понимаю. Но к сожалению, пока не все, что хотелось бы понять.
Путей к отступлению не было. Разве что в окно: второй этаж всего лишь, даже не запылюсь. Правда, в отличие от Анхеля и его неизвестного компаньона, начальник сенаторской службы охраны вряд ли оставил периметр открытым, и внизу меня явно ждали теплые объятия дюжих парней.
— Вы рискуете, сеньор. А я должен делать свою работу.
— Так делайте. Снижайте угрозу, как хотите, только не мешайте моим намерениям.
Джозеф очень редко повышал голос, особенно на провинившихся. Вот и сейчас говорил спокойно, тихо, словно заботясь о тех, кто может спать в комнатах. А Петер наоборот, выказывал беспокойство. Искренне. И лицо его на сей раз выглядело почти человеческим.
Нет, конечно, профессиональные навыки прежде всего: осмотрелся с порога, прикрыл ставни кухонного окна и встал у меня за спиной, чуть левее.
— Можете входить.
Сенатору не нужно было разрешение, но паузу он все-таки взял. Из уважения к телохранителю, наверное. Только потом шагнул в круг лампового света.