— Вы совершенно правы, сеньорита. Не женское. Финансовым обеспечением займутся мужчины.
Меня бы она переспросила с десяток раз, услышав непонятное слово, а Хэнку просто внимала. Благоговейно. Хотя и спохватилась, когда вышла наконец из божественного экстаза:
— Да как же вы пойдете? Совсем ведь слабенький!
— Ничего, Фрэнк мне поможет.
— Пусть только попробует не помочь!
Я не знаю эту женщину. Вообще. Первый раз вижу. Неужели она с самого начала была именно такой? До того, как обрушила мою жизнь?
— Конечно, поможет. Мы скоро вернемся, сеньорита, не волнуйтесь.
На прощание она все-таки погрозила мне. Смуглым кулачком. И наверняка стояла в дверях, пока мы не завернули за угол: моя спина чуть не зажарилась от взгляда Лил. А может, мне это всего лишь показалось, потому что Хэнк выдохнул:
— Жарковато, не находишь?
— Низина плохо продувается, здесь всегда так.
— Всегда? И как тут люди живут?
— Как видишь. Привыкли.
— А ты? Тоже привык, я смотрю?
Ну, если сравнить количество одежды на нас двоих, даже спрашивать не надо: рубашка Хэнка расстегнута полностью, а на мне помимо майки ещё и куртка. Да и штаны поплотнее. Раза в полтора.
— Наверное. Не думал об этом.
Хорошо, что в разгар дня никто не вздымает уличную пыль, иначе Хэнку пришлось бы ещё тяжелее. А с другой стороны, безопаснее для здоровья было бы подождать сумерек, и уж потом отправляться в город. Но идея прогулки принадлежала не мне, ведь так?
— Сеньорита Лилис — очень интересная особа.
Ну да, ну да. Отлично представляю, как она млеет, когда ты к ней так обращаешься.
— Немного увлекающаяся. Нет, скорее, увлеченная.
— Наговорила кучу всего про своих любимых лоа?
— Не следует недооценивать народные традиции, Фрэнк. Они никогда не зарождались на пустом месте. И уж тем более, не смогли бы сохраняться в веках, если бы не имели под собой весомую доказательную базу.
О, старые добрые времени и впрямь вернулись! Вместе с дружескими поучениями.
— Так она рассказала, что произошло, или нет?
— Пыталась. — Хэнк улыбнулся, но эта улыбка предназначалась явно не мне. — Очень сбивчиво получалось. Лучше тебя послушаю: ты всегда говоришь по сути.
Ясно. Девичьи восторги пересилили совесть и все остальное, а мне теперь отдуваться.
— Совсем ничего не помнишь?
— Только жару. Стало жарко, почти как сейчас, а потом я отрубился. Кажется, спал все это время. Определенно что-то снилось… Нет, не вспоминается.
Врет? Вроде бы нет. Но это означает…
Зря я с ним беседовал все эти дни. То есть, не зря для себя самого, но в смысле передачи информации — совершенно впустую. Повторять все заново? Ну уж нет. Момент упущен. Да и настроение, прямо скажем, уже не подходящее.
— Мы были с тобой в саду. «Каса Конференсия».
— Да, это помню. Спорили. Ты разозлился, как обычно. А потом?
— А потом явилась она.
Тень в темноте. Хлипкая, но оказавшаяся способной перевернуть весь мир. Мой.
— Точнее, она там уже была. Подрабатывала прислугой: напитки разносила. Подслушивала заодно. То, что услышала, ей не понравилось, и девчонка не нашла ничего лучше, чем меня проклясть. Ну а дальше… У неё получилось.
— Что именно получилось? Из слов Лилис я толком ничего не понял.
— Она захотела, чтобы весь мир забыл о моем существовании. И мир забыл. Информация обо мне оказалась стерта. Вся и везде.
— Все ещё не понимаю.
— Ни в одной базе данных не осталось упоминания о Франсуа Дюпоне. Ни малейшего. Я нашел пару газет этого года, случайно завалявшихся в заброшенном доме: там да, был снимок. Но поскольку меня уже довольно давно исключили из упоминаний в светской хронике, никаких имен, одно изображение. Сам понимаешь, оно не имеет смысла.
— А если взять более старые?
— Бумажные экземпляры? Ха! Их утилизируют быстрее, чем печатают. Хранятся исключительно электронные версии, а они подчищены полностью. Я проверял, поверь.
— Полицейские базы?
— Ни намека.
— Миграционные?
— Та же чертовщина.
Хэнк растерянно фыркнул:
— Даже представить пока не могу.
— Убедишься ещё, если захочешь. Но это только половина беды. Память стерлась не только электронная. Человеческая тоже.
— Хочешь сказать…
— Меня никто не помнит. Никто в целом свете.
— Я же помню?
— С тобой дело темное. Правда, ты тогда сказал, что не хочешь забывать. Может, поэтому и не забыл?