— Я не нуждаюсь в специальных приглашениях. Меня вносят во все списки, какие только могут быть составлены.
— Вот как? — Он пробежал кончиками пальцев по планшету. — И как же «вас» в них называют?
Если это и впрямь планировалось, как шутка, то она затянулась. И чем дальше, тем большим дураком из нас двоих выгляжу именно я. Особенно называя свое имя тому, кто знает его уже много лет.
— Франсуа Дюпон.
Новый взмах пальцами. Ещё один. И ещё. На самом же деле проверяет.
— Ничего похожего, парень. Ни в сегодняшней программе, ни в предыдущих. Хочешь, посмотри сам.
Подсуетились и стерли? Ну а как же! Если меня сегодня планировалось прикончить, следы непременно нужно замести. Нет, вычищенные списки — это как раз не удивительно. А что насчет…
— Алехандро дель Арриба там есть?
— Я не буду спрашивать, откуда тебе известно и это имя… Да, есть.
— Отлично! Он может получить помощь, которая ему нужна?
— Разумеется. Если попросит или…
— Так помоги ему!
— Парень, тебе лучше уйти. Пока не нажил серьезных неприятностей. Семья Арриба не любит таких шутников, как ты.
— Я не шучу! Неужели ты сам не видишь?!
Хэнк все ещё упирается ладонями в землю, скорчившись так, будто собирается опорожнить желудок. Приходится подхватить его под руки, чтобы поднять.
— Или будешь утверждать, что с ним все хорошо?
Петер посмотрел ещё раз. Внимательно. Потом повернул лицо ко мне.
— С этим чернявым, может, и не все в порядке, но вот твоя крыша явно прохудилась.
Чернявым? Что ещё за…
Я готов был вылить на телохранителя очередную волну ярости и отчаяния, но в этот момент уткнулся взглядом в затылок Хэнка, безвольно висящего у меня на руках. Темный затылок с короткими завитками.
— Не знаю, перепил ты со своим дружком или накурился не того, но бог с вами. Уходите. Будем считать, что все случившееся — чья-то мелкая оплошность. О которой никто пока не собирается сообщать начальству. Понимаешь?
Темный затылок. А ниже? Что я увижу там?
Наверное, так страшно мне не было никогда, хотя всего-то требовалось продолжать смотреть, постепенно спуская взгляд с черных, словно обугленных локонов к шее, видневшейся над рубашечным воротом. К коже, что была лишь немногим светлее начищенных до блеска ботинок охранника.
— Парни ошиблись адресом, только и всего. Пусть идут.
— А если они что-то успели стащить у гостей?
— Разве те, кто приходит сюда, берут с собой ценности? Пара часов, может, бумажник унесли. Не больше. Карманы у них не оттопыривались, так что, если и утащили какую-нибудь мелочь, пусть будет наградой за дерзость.
Они ещё продолжали разговаривать, Петер и охранники на воротах, когда мы добрались до поворота в тихий переулок. Я и… И кто-то, кто должен был быть Хэнком.
Каменная скамья подвернулась как нельзя кстати: моя вынужденная ноша не шибко помогала мне, но послушно повторяла движения, и беспрекословно опустилась на место для сидения.
Улицы Вилла Лимбо освещаются по ночам достаточно ярко, фонарями на солнечных батареях, позволяющими вполне сносно ориентироваться в обстановке и ясно видеть черты твоего спутника, поэтому стоило лишь сделать шаг назад, открывая дорогу свету, чтобы убедиться либо в собственном сумасшествии, либо в том, что с ума сошли все остальные.
Он был примерно того же роста, тех же пропорций, что и раньше, только перекошен со стороны на сторону, как будто кто-то вдруг взял и потянул за ниточки, сплетенные из мышечных волокон. И даже с лицом случилось что-то похожее: черты поплыли, сместившись где на пару миллиметров, а где и на целый дюйм. Как у жертвы сильного огня, плавящего плоть, словно свечной воск.
Да собственно, он и выглядел обгоревшим, человек, сидящий сейчас передо мной. Обугленным. Только одежда почему-то не пострадала, хотя и насквозь пропиталась влагой, похожей на сукровицу. Но разве можно остаться в живых, потеряв столько внутренней жидкости?
— Хэнк?
Он смотрел, дышал, скорее всего, слышал меня, правда, ни о каком сознании речи не шло. Кукла, и все тут. Но я почему-то продолжал спрашивать:
— Это же ты, Хэнк? Это все ещё ты?
Одежда точно его. Вся до ниточки. До подметок туфель. К тому же он не отходил от меня все то время, верно? Ладонь лежала на моем плече, это я помню совершенно ясно. И потом только вцепилась крепче, когда… Когда «что-то» закончилось.
Мы были рядом. Мы касались друг друга. Его не могли подменить: я не терял сознание, да и поблизости не могло оказаться ни одной живой души, кроме той полоумной девицы, а она не сумела бы оттащить Хэнка в кусты. Надорвалась бы, в лучшем случае. Одежда, опять же. Не сомневаюсь, что можно пошить на заказ такой же комплект. При достаточном количестве денег все можно устроить, было бы желание. Но зачем, вот вопрос. Только чтобы поменять кого-то с кем-то местами? Допустим. Однако надо быть полным дураком, чтобы решить, будто костюм делает человека, в то время, когда все прочее…