— Проходи.
Очередная полутемная комната, половину освещения которой создает мерцающий экран переносного компьютера. У сенатора в распоряжении есть похожие «чемоданы», экранированные и защищенные с ног до головы, а потому громоздкие. Только на матовом металле корпуса этого устройства вытравлен значок Миграционной службы.
— Это тот самый парень?
— Да.
Оператор выглядел слишком щупло и нервно, чтобы нашу встречу можно было считать официальной, но дело знал: подключил датчики сканера, ни мгновения не путаясь в многочисленных проводках.
Наверное, процедура ещё до своего проведения должна была, по задумке Эсты, меня насторожить, напугать, заставить лгать и выкручиваться, а может, даже угрожать. В общем, проявить хоть какие-то чувства, полагающиеся человеку, который вдруг решил кардинально сменить место своего обитания, да ещё при столь странных обстоятельствах. А я вдруг подумал, что это мой последний шанс. Полицейская база, банковская: они все же иногда страдают недоработками. База мигрантов должна быть намного полнее. Самой полной из тех, что существуют, по крайней мере, в пределах Экваториального союза. И если даже в ней меня нет…
Сканирование прошло быстро. Куда быстрее, чем обмен данными с сервером. А когда и его время истекло, работник Миграционной службы слегка недоуменно, но отрицательно качнул головой:
— Ничего.
— Как так? — встрепенулся Эста, внимательно наблюдавший за мной.
— Никаких записей. — Оператор освободил меня от путаницы датчиков и хлопнул крышкой, закрывая компьютер. — Скорее всего, и не вносили.
— Спасибо.
— Будешь должен, Норьега! — палец, по жизни не касавшийся ничего туже сенсорных клавиш, мимолетно ткнулся в грудь моего спутника. — Выездной тест оборудования выпадает на мою долю не каждый месяц.
— Сочтемся.
— Тогда до встречи.
И он ушел, человек с металлическим чемоданчиком. Но Эста остался. Долго стоял, глядя больше на опустевший стол, чем на меня, потом присел на освободившийся ветхий стул.
— Почему ты не занесен в базу?
Я бы тебе ответил, но не поверишь. Ни за что и никогда.
— На то есть причина.
— Конечно, есть! И я хочу знать, какая.
— Зачем?
— Ты, похоже, не понял… — Он придвинулся ближе, шаркнув ножками стула по полу. — Все эти люди — сами себе хозяева. Но только здесь, в Низине. И здесь нечего делать. Жить, и все. Если сможешь. Видел? Воды в достатке, это верно. А вот с едой все не так просто. Её выдают всем, но выдают по спискам. Ты должен быть в базе, чтобы что-то получить. Если же тебя нет в базе… Что ты собираешься кушать?
Кстати, об этом. О насущном. Когда я последний раз вообще что-то жевал? Больше суток назад. И жрать хочется все сильнее.
— Я знаю, что. Будешь красть у тех, кто слабее. Многие так делают.
— Зачем? Вы же все в списках. Паек, что ли, слишком маленький?
— Его можно продать, — мрачно подытожил Эста. — А то, на что есть спрос, всегда оказывается на прилавке. Или под ним.
Воруют, значит? А на пункте выдачи все всегда проходит чинно и благородно, сам видел. Те несколько раз, когда сопровождал сенатора в рабочей поездке. Но стоит лишь завернуть за угол, как человеческие лица превращаются в звериные?
— И я, по-твоему, тоже стану таким вором?
— Есть другой выход?
Наверное, нету. Хотя, как звучал один старинный девиз? «Грабь награбленное»?
— Не подскажешь имена воришек, знакомых тебе?
Он открыл рот, уже собираясь ответить, но быстро опомнился и снова сощурил оба глаза.
— Не смешно.
— А я и не шучу. Сам же сказал, что другого выхода у меня не будет. Так может, лучше воровать у тех, кто заранее нечист на руку?
— Воровство — грех.
Если следовать заповедям, да. Если пытаться выжить…
А надо ли мне выживать? Умирать не хочется, это точно. Только и для продолжения жизни особой причины нет. Все, что может держать меня здесь, это ожидание пробуждения Хэнка. Не надежда, нет. Просто последний долг, который нужно отдать. А когда он откроет глаза, посмотрит на меня растерянно или вопросительно, когда станет ясно, что один только я помню о себе… Нужно лишь протянуть до этого дня. Чтобы убедиться в худшем.
— Думаю, Господь меня простит. Когда дело дойдет до божьего суда.