По лицу Эсты явно было видно, что он о чем-то напряженно думает, прислушиваясь к моим словам лишь частично. И когда цепочка размышлений вдруг пришла к какому-то результату, раздался очень странный вопрос:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать. Скоро исполнится двадцать один. Но почему ты спраши…
— Есть! Теперь все понятно!
Ну прямо-таки, ребенок, дорвавшийся до желанной игрушки. Или математик, доказавший сложную теорему.
— Что понятно?
— Если я спрошу, кто ты и откуда, не ответишь ведь?
— Не отвечу.
— И как я сразу не догадался!
Забавно смотреть на человека, считающего, что он совершил великое открытие. И немного завидно.
— У нас здесь живет один такой же бедолага.
Он что, меня жалеет? Это ещё почему?
— Конечно, ты будешь молчать. Он тоже очень долго молчал, прежде чем признался.
Торжествующий вид действует на нервы не хуже прямого оскорбления. Но морды бить пока все-таки рановато.
— Признался в чем?
Эста откинулся на спинку стула, сияющий и одновременно почему-то слегка виновато улыбающийся.
— Мы не сразу поверили. Дикость же… Почти преступление. Но когда денег много, можно делать все, что захочешь.
— Например?
— Я понимаю, для тебя это больно. И ты ничего не мог сделать, даже если бы знал, чем все закончится.
Больно, да. Но если кто-то сейчас не начнет говорить яснее, больно станет уже ему.
— Что закончится?
Он взмахнул ладонями:
— Не беспокойся! Никому не скажу, если не хочешь. А все-таки… Кто это был? Ну хоть намекни!
Когда ни черта не понимаешь происходящее, остается только промолчать. И состроить грозную мину. На всякий случай.
— Не можешь сказать? Ну и ладно. Все равно требовать компенсацию бесполезно, потому что никаких следов нет.
Нет следов?
Или он что-то знает о случившемся, или удачно прикидывается. Но этот танец вокруг да около уже начинает надоедать.
— Чего я не могу сказать, по-твоему?
— Они пригрозили, да? Ты ведь сбежал, это сразу видно. И возможно, тебя будут искать. Хотя… Им, наверное, проще забыть о твоем существовании.
— Кому им?!
Только когда я разъяренно навис над столом, Эста снизошел до конкретики:
— Твоим опекунам. Как они обычно себя называют. Заводят себе ребенка вместо игрушки или зверушки, а когда он вырастает, выбрасывают прочь. Потому и нет никаких записей в базе: тебя взяли ещё совсем маленьким, до первого срока регистрации.
Вот у кого воображение работает. Фантазия, можно сказать, зашкаливает. Видимо, парень не в курсе, что рабство находится под запретом, особенно на экваторе, как старейшей родине этого постыдного для человеческой культуры явления. Что творится в других частях света, трудно сказать: официальные новости редко сообщают правду. Соуза тот же. Возит куда-то людей, значит, не все так благостно. Но в Санта-Озе и других городах… Нет, невозможно. Сенат бы такого не допустил.
— Но конечно, такими вещами балуются, скорее всего, на самом верху. И в первых рядах там, наверное, сенатор и…
Воротник его рубашки трещал в моих пальцах под весом тела, пока ноги не нашли опору.
— Ты ничего не знаешь о сенаторе.
— А ты? Знаешь?
Он не испугался. Но и не рискнул дергаться, пока я не убрал руки.
— Все, больше спрашивать не буду. Можешь молчать, сколько влезет. Лады?
Сделал кучу неверных выводов? Естественно. Только бесполезно их опровергать: все ещё больше запутается.
— Мне, правда, жаль, парень. Никто не должен жить, как вещь.
— Я не был вещью.
— Да, да, понял! Они были хорошими хозяевами, если ты так их защищаешь. Просто однажды оказалось, что ты им больше не нужен. Вот и все.
Звучит дико, но… Это ведь почти правда. Вердикт был именно таков: не нужен. Невыясненным остается только одно. Кто и каким образом привел приговор в исполнение.
— Думаешь, тебя ищут? Если да, то…
— Уфф, еле нашла… Ну ты и спрятался!
Шаль болталась уже где-то под мышками, выставляя на обозрение угловатые голые плечи. Должно быть, сползла во время бега. Зато щеки разрумянились. И вообще, по сравнению с утром и днем девчонка стала выглядеть здоровее. Почувствовала себя лучше? Ну и хорошо. Значит, не придется завтра таскать для неё воду.
А это что за сверток? Пахнет съестным. И ещё как пахнет!
— Лил?
Она вздрогнула, услышав голос Эсты. И застыла на месте, не сводя глаз с моего лица.
— Ты ходил с ней?
Вопрос ко мне?
— Да.
— Не стоило этого делать.
— Почему? Она любезно согласилась проводить меня к…
— Все пути рука об руку с ней ведут не туда, куда тебе захотелось бы попасть.