Моя жизнь там, наверху. На склонах. И хотя я, в отличие от того же Эсты и всех его соплеменников могу отправиться, куда захочу, это не значит, что собираюсь занимать чужое место. Особенно если кому-то оно нужнее.
— Вот что я тебе скажу. Мне было бы легче легкого оставить все, как есть. Жить за твой счет, например, и ни о чем не заботиться. Но я тоже привык получать только то, что моё по праву. Не подачки. Не благотворительность. Не милостыню. То, что положено. Воровать не буду, не бойся. Только если совсем заскучаю или свихнусь от безделья. Но ты ведь всегда знаешь, где меня найти?
Понял ли он? Не знаю. Да и неважно. Я не буду брать, брать, брать и брать у кого-то. Пусть даже по его доброй воле. Пусть даже в качестве подарка. Потому что стыдно.
Я и раньше не брал. Дома. Принимал для пользования. И готовился отдавать с лихвой. Никогда ни о чем не просил. Может, зря? Может, стоило выдвигать всяческие требования? Тогда бы меня, наверное, не стали бояться. Ну как же можно опасаться человека, который связан твоими благодеяниями по рукам и ногам? А вот тот, чью стену не пробить подарками, да, опасен. Потому что свободен.
— Тогда тебя нужно поставить на довольствие. Но…
Новый взгляд. Слегка смущенный.
— Проблемы?
— Удостоверение личности.
— Что с ним такого? Ах да… Его же нет. Извини, забыл.
Теперь он посмотрел на меня с жалостью. Видимо, решил, что шучу исключительно в силу истерии, охватившей меня в связи с потерей… В общем, не способен пока мыслить здраво.
— Есть кто-нибудь, кто может стать свидетелем? Подтвердить твоё имя и происхождение?
— Никто на свете.
— А твои… родители? Они не согласятся?
— У меня нет родителей.
И это тоже чистая правда. Сенатор не захотел стать отцом, хотя бы и названым. А мать… Думаю, она перестала считать меня сыном ещё задолго до рождения Генри.
— Они…
— Ага. Умерли. Давным-давно.
— Какие-нибудь родственники? Я могу попробовать их поискать. Даже если уехали дальше, чем границы Союза.
Или он искренне желает мне помочь, или старается спихнуть новоприобретенную головную боль на другие плечи. Впрочем, без разницы. Результат должен быть один и тот же.
— Если кто-то и был, я о них не знаю.
— Можно сделать запрос по имени.
А потом доказывать троюродному дедушке, что я — его внук? Несмотря на отсутствие любых записей и свидетельств, это подтверждающих? М-да. Сеньор Норьега, вы сами не верите в разумность собственного предложения.
Конечно, существует ещё генетическая экспертиза. Старинная методика. Практически не принимающаяся в судах в качестве доказательства родства, по причине процветающего некоторое время назад рынка услуг клонирования цельных организмов. И что толку, если Элене-Луизе сообщат о моем существовании, пусть даже на положении «дубликата»? В семью это меня не вернет. Тем более, на прежнее место.
— Не поможет.
— Тогда…
Ему отчаянно хочется решить возникшую проблему. Почему? Зачем? Не знаю. Может быть, просто таким уродился. С потребностью помогать нуждающимся.
— Мне просто нужно раздобыть новое удостоверение. Есть идеи, как это сделать?
Лицо Эсты посветлело. Наверное, за счет прояснившегося взгляда.
— Есть! Правда…
Опять тучи наползли. С чего бы?
— Это трудно?
— Скорее, затратно, — виновато признался сеньор Норьега.
— М?
— Понимаешь, такого рода услуги обычно оказываются не совсем…
— Законно?
— Ну да. У тебя же нет при себе денег?
— Ни монетки.
— Я тоже не шибко богат. Нужно будет поспрашивать у знакомых, но вряд ли быстро соберется сумма, достаточная, чтобы…
— Деньги-деньги-деньги… Всюду и везде только они. Бездушный металл. Как можно чем-то мертвым мерить что-то живое? Тьфу на вас, грешники!
Хорошо, что плевок не долетел. Смачный такой. От всей души.
Хозяин дома, выбравшийся из гамака скорее по нуждам тела, нежели духа, выглядел грозно. Этаким карающим ангелом-громовержцем. Только что не потрясал опустевшей бутылью. И явно чувствовал себя не лучшим образом. А Эста сразу потянулся за…
— Эй, ты же сказал, что принес это мне?
— На всех хватит! К тому же… — Он качнулся, приближая губы к моему уху. — С папашей Ллузи можно иметь дела только в двух состояниях: либо полного опьянения, либо полной трезвости. А сейчас все как раз посередине.
Прошуршала мельница, свистнула плита, и по кухне снова разлился аромат. Несколько лучший, чем с утра довелось вдыхать мне.