— Вход для персонала с другой стороны. Дальше по улице.
И поцокала каблучками обратно, в объятия зеленой прохлады. А я подумал о том, что канцелярский зажим — слишком ненадежное и неудобное приспособление. Надо бы раздобыть прозрачный чехол и повесить свой опознавательный знак на цепочку. Или шнурок. Прямо посередине груди. Чтобы все обо мне всем становилось понятным ещё издалека.
Часть 2.2
Новое место назначения нашлось без труда: ничего другого, похожего на вход, до конца забора, то есть на протяжении ещё нескольких сотен футов, не виднелось. И вот за той дверью уже не было никакого холла, вообще никаких изысков, только узенький коридор со стенами из формованной жести, десяток раз поворачивающий под девяносто градусов и заканчивающийся…
Если судить по запаху — барбекюшницей, с помощью которой незадачливый повар угробил обед. Персон этак на сто. Или двести. А потом тут же рядом сгноил все остатки.
Если приложить к обонянию зрение… Столько металла в одном месте я никогда ещё не видел. Или все-таки металлолома?
Машины, расставленные по двору, частью под навесами, частью на открытом воздухе были старыми. Очень. Допотопными. В смысле, разработанными и собранными до начала магнитной эпохи. Конечно, работали они уже не на производных нефти — такого расточительства не мог себе позволить даже самый богатый человек в мире. На биодизеле. Зелье, сваренном из всего, что умело сгорать. Но дым, смрад, горечь — это понятно объяснимо, а здесь к аромату подгоревшей еды настойчиво примешивалась…
Сомнения рассеялись, когда я внимательнее рассмотрел пятна на ближайшем железном мастодонте. С задней стороны, прерывистой змейкой вьющиеся по низу странного кузова.
И правда, гниль. Когда-то бывшая едой. Остатками еды, что вернее. Наполовину подсохшая, но кое-где ещё влажная, липкая, жирная…
Желудок метнулся вверх. К горлу. Хорошо, что он с утра был отчаянно пуст, иначе представил бы меня не в лучшем свете перед женщиной, участливо поинтересовавшейся:
— Первый раз здесь?
Немолодая. Круглая, с какой стороны ни посмотри. В необъятном халате, неровная окраска которого наводила на размышления. О многократной чистке, например, от той же гадости, на которую медитировали сейчас мои внутренности.
— К этому привыкаешь.
Все, что мне удалось, это кивнуть. И снова показать предписание. Но на этот раз никто не стал морщиться или смотреть косо, даже наоборот: мне искренне обрадовались.
— Значит, к нам определили? Что ж, добро пожаловать!
Владения толстушки выглядели куда скромнее главной конторы. Небольшая комната, заставленная шкафами, из-за которых толком не видно стен. Рабочий стол с баррикадами из папок и бумажных рулонов. Окно, в верхней половине затянутое плющом, ползущим из кашпо под потолком, в нижней — заставленное коробками и мешками. Где-то в недрах бумажного хаоса угадывался компьютер, и вроде бы даже хорошей модели, экранированной от магнитных воздействий, но здесь он был явно на последних ролях.
Впрочем, другого способа свериться с центральной базой данных все равно не существовало, и женщина, тяжело вздохнув, нашарила под столом кнопку пуска.
— Давненько никого не присылали, давненько. Я уж думала, что надо заявку заново заполнять. А тут надо же, какой сюрприз… Да ты присаживайся пока! Долго морить разговорами не буду, а вот машинку не поторопишь.
Тошнота отступала неохотно. Казалось, что откуда-то все равно тянет гнильцой, хотя этого попросту не могло быть. Ведь невозможно же целый день напролет дышать…
— Тут тоже пахнет.
— М?
— Пахнет-пахнет. Тебе не мерещится, — подтвердила толстушка, всматриваясь в экран.
— Но как же…
— Меньше, чем там, конечно. И помнишь, я уже говорила? Привыкаешь. Ко всему в этом мире рано или поздно привыкаешь.
Электроника и впрямь не спешила: прошло не меньше пяти минут, прежде чем моя собеседница добралась до нужных ей сведений. И ещё столько же, пока не возник уточняющий вопрос:
— Перемещение без ограничений?
— Сеньора?
— Твой личный периметр. Написано, что в него входят оба нижних города. Это точно?
— Если так написано…
— Ну смотри. А то знаешь, бывали случаи. Тому, кто заполняет анкету, тоже иногда хочется чего-то сверх жалованья.
Намекает, что я мог подделать сведения? Вернее, заплатить чиновнику за ложь? Какая глупость! Хотя, если вспомнить людей в автобусе, поневоле начнешь верить во всякое. Но это ерунда. Мелочь. А вот другие её слова…